Кто взял фальшивую ноту? - Григорий Владимирович Абрамян

Когда проходит первая репетиция нашего дуэта, папа удаляется на кухню и терпеливо сидит там, пока не смолкают звуки. Но зато потом, когда мы сыграемся, папа слушает нас и даже улыбается.

А однажды мама повела меня в Дом учёных. На концерт.

Мама оставила меня в зале и исчезла.

Потом я её увидел в оркестре. Она помахала мне кларнетом и подмигнула.

Я знал, что у мамы очень короткая партия — не больше четырёх строчек. Впрочем, об этом знал не только я, но и весь наш дом от первого до десятого этажа: мама очень старательно разучивала свою партию.

Я пересел поближе и ещё раз убедился в том, что оркестр на самом деле состоит из учёных.

В том, что они учёные, я не сомневался. Особенно насчёт одного из них. У него была огромная седая борода.

Бородач оказался концертмейстером оркестра — так называют самого первого скрипача, который сидит по левую руку дирижёра.

У нас в оркестре место концертмейстера занимает Петя Люлькин.

Правда, оркестром Дома учёных руководил не какой-нибудь мальчишка, а солидный дядя. Он медленно пробирался к дирижёрской подставке. Белая манишка, чёрный фрак и походка вперевалочку делали его похожим на пингвина.

Взобравшись на подставку, он повернулся лицом к оркестру. Манишка исчезла. И сходство с пингвином — тоже.

Моё внимание вновь переключилось на бороду. Я сидел и, вместо того чтобы слушать, всё время следил за концертмейстером. «Интересно, — думал я, — куда он кладёт бороду во время игры — на скрипку или под неё?»

Но сколько я ни смотрел, так всё равно ничего толком не разглядел. Мне казалось, что смычок ходит не по струнам, а прямо по бороде. Но этого же не может быть!

Когда оркестр закончил своё выступление, я побежал разыскивать маму.

Я ей сказал:

— Мама, ты здорово играла, лучше всех!

И она чмокнула меня в щёку.

Тут к нам подошёл бородатый концертмейстер и церемонно поцеловал мамину руку.

— Ну, как вам понравилось наше выступление? — спросил он. — По-моему, очень недурно, а?

— Очень и очень мило, — ответила мама.

— Мы играли корректно, музыкально и чрезвычайно эмоционально, как вы считаете?

— О, да!

И меня удивило, что они радуются как дети и даже бессовестно нахваливают себя.

— Не правда ли? — продолжал учёный. — Особенно вот это место: «Ра-рай-ра-рай-ра-ра-ра-ра!»

— И вот это: «Ту-ра-ра-ра-ра-ту-ра-ра!» — откликнулась мама.

— Ай да мы! — рассмеялся бородач и вдруг обратился ко мне: — А вам, уважаемый, что больше всего понравилось? Какие мысли пробудил в вашей голове несравненный Пётр Ильич Чайковский?

Я растерялся и помимо своей воли брякнул:

— А куда вы кладёте бороду во время игры: на скрипку или под неё?

— Гм… Фм… — пробурчал учёный. — Ей-богу, не знаю!

А мама ещё долгое время хохотала до слёз и рассказывала папе, что бедный учёный с тех пор не знал, куда девать свою бороду.

Она ему мешала и на скрипке, и под ней. Он промучился около недели, а потом наконец рассердился и сбрил её!

Ну, я больше не стану рассказывать ни про учёных, ни про их бороды. Скажу только, что я твёрдо решил играть в их оркестре. А если из меня не получится учёный и я буду работать где-нибудь в другом месте, то и там можно собрать оркестр. Неужели мне не удастся подобрать подходящих ребят вроде маминых учёных?

А пока я бросаю писать.

Что будет со всеми нами? Трудно сказать. Может быть, некоторые из нас так полюбят музыку, что захотят стать музыкантами? Кто знает! А сейчас мы изо всех сил готовимся к контрольным урокам и переводным экзаменам. Ни о чём другом пока думать не приходится.