Мы – Виражи! - Алена Кашура

изобразил метателя ножей. Он вечно промахивался, заставляя Викки уворачиваться. И зрители так хохотали, что даже забыли об удивительном мальчике, про которого говорил шпрехшталмейстер.

– Ромка, ну ты чего? – запыхавшаяся после выступления Викки обняла брата за плечи. – Раздумал?

– Во втором отделении, – сухими губами проговорил Ломик, отводя взгляд от сестры. – Я выступлю во втором отделении, – пообещал он и сам себе не поверил.

Слишком ярко горело перед глазами кроваво-красное пятно…

После выступления клоунов Эдуард Маркович объявил антракт. Все артисты – и даже тигры – собрались у него в кабинете, чтобы обсудить выступление с Гектором Фортунатосом. Они оживлённо разговаривали, принимали похвалу от прапрадеда, наспех глотали бутерброды. Артисты больше не чувствовали страха. Теперь у них было только одно желание – выйти на сцену снова. И поскорее!

– А вы видели ту старушку в шляпке, во втором ряду? – Викки рассмеялась, припомнив морщинистое лицо.

И тут же её кольнуло другое воспоминание – лоснящаяся от жары физиономия Дмитрия Бардина без тени улыбки. Да, это был он – Викки не ошиблась. И не один! Рядом с ним сидела Лина – такая бледная, словно не загорала на море. Они же собирались в Испанию. Зачем пришли? Как нашли их?

Ломик держался в стороне от всех. Он забился в угол между стеной и кадкой с фикусом. И сидел там, уронив голову на колени.

– Сынок, – папа присел напротив, – если тебе так трудно, можешь не метать эти ножи.

Ломик поднял на него взгляд. Папа смотрел с мягкой улыбкой.

– Но я хочу! – со слезами в голосе воскликнул Ломик. – Честное слово, хочу!

– Так в чём же дело? – спросил папа.

– Я… боюсь, – признался Ломик.

– Боишься выходить на сцену? О, так это…

– Нет, – оборвал его Ломик. – Я боюсь, что попаду в кого-нибудь. Попаду в Малинку.

Он говорил, как всегда стараясь избегать буквы «р» в словах, поэтому получалось медленно. Папа не торопил. Он единственный не заканчивал за него фразы, терпеливо дожидаясь, пока Ломик сам подберёт слово.

– Попадёшь в кого-нибудь? – изумился папа. – Ерунда! Послушай, Ромка, если кому и должен был достаться дар метания ножей, так это тебе! Это точно твой мирарис! Потому что ты всегда следишь за тем, чтобы не ранить кого-нибудь. Понимаешь, о чём я?

Ломик неуверенно кивнул, и папа продолжал:

– Не бойся, сын! Или бойся, но всё равно – делай. Этот страх пытается тебя раздавить. А ты не поддавайся, ладно? Знай, что я верю в тебя! Мы все верим! Ведь ты – непревзойдённый Романьо! Ты – Вираж!

Это были не те слова, которые Ломик надеялся услышать. Они были куда лучше! Ломик почувствовал, что страх, стянувший грудь невидимыми кольцами, ослабил хватку. Стало легче дышать.

– Ну всё, – папа хлопнул его по плечу, – пора начинать. Спускайся, когда увидишь на арене клоунов. Шоу должно продолжаться!

Папа ушёл. И Ломик только теперь заметил, что в кабинете почти никого не осталось. Одна Малинка стояла, прильнув к окну, – такая тоненькая, с аккуратно причёсанными волосами. Совсем на себя непохожая. Ломик снова почувствовал, как сильно ему хочется обнять сестру-близнеца. Он подошёл, встал рядом и осторожно взял её за руку. Малинка вздрогнула от неожиданности и улыбнулась.

Так они и стояли, держась за руки. И смотрели вниз, на арену, где их отец, самый загадочный фокусник Антуан де Вираж, уже открыл второе отделение.

Папино выступление казалось фантастикой. Вот он отпустил в воздух сверкающие огоньки. Потом поднял зрителей вместе с креслами. Затем тоже взлетел под потолок, чтобы выпустить оттуда снег. Крупные белые хлопья закружились в воздухе! Не успели зрители опомниться, как хлопья растаяли, а на сцене распустился цветок из воды, которую Антуан де Вираж вылил из кувшина прямо на манеж. В глубине бутона перебирала плавниками золотая рыбка. Её гладкая чешуя блестела в свете софитов.

Антуан де Вираж собирался показать очередной фокус, когда в зале послышался крик:

– Приказываю остановиться!

Папа узнал голос и человека, которому он принадлежал. К арене спешил полицейский! Тот самый полицейский, которого он отправил в нокаут несколько дней назад. Не иначе как Жако сообщил ему, где их искать…

Полицейский неловко перебрался через ограждение на арену, едва не упав, и снял с пояса наручники.

– Вы арестованы за то, что устроили побег! Руки!

Папа протянул руки, полицейский защёлкнул браслеты. Но в следующее мгновение фокусник оказался свободен, а полицейский, наоборот, закован в наручники.

Зрители рассмеялись. Они решили, что представление продолжается. Только артисты с волнением замерли за кулисами. Да Эдуард Маркович кусал губы, лихорадочно соображая, как выручить фокусника.

– Освободите меня! – потребовал полицейский, и наручники послушно упали на арену.

– Скорми его своим тиграм! – предложил Гектор маме, высунув голову из медальона.

– Правильно! – поддержала призрака бабушка Роза. – Этот болван сорвёт нам всё представление.

– Нет, Антон что-то задумал, – ответила мама. – Посмотрим, что он будет делать…

И все снова приникли к щели между тяжёлыми бордовыми портьерами.

– Я требую, чтобы вы следовали за мной! – визгливо крикнул полицейский и вытащил пистолет из кобуры.

– О! Позвольте мне показать последний фокус перед тем, как я окажусь за решёткой! – папа с отчаянием заломил руки, но все, кроме стража закона, поняли: сейчас что-то будет.

– Ладно уж, – полицейский милостиво кивнул.

Ему нравилось, когда люди проявляли к нему уважение. А этот фокусник, похоже, знал, как себя вести.

– Спасибо! – с наигранной благодарностью воскликнул папа и спросил: – Где вы всегда мечтали отдохнуть?

– Ну-у-у… – полицейский задумался, – пожалуй, я всегда хотел побывать на Карибских островах.

Папа заговорщицки подмигнул зрителям и сказал:

– Так отправляйтесь туда прямо сейчас!

С этими словами он вытянул из рукава шёлковый голубой платок и набросил на полицейского, укрыв его от макушки до пят. Потом сделал пасс руками и сдёрнул платок. Под ним никого не оказалось!

Зал взорвался от аплодисментов. «Отправьте меня в Таиланд!» – крикнул кто-то из зала. «А я хочу в Японию!» – послышалось из первого ряда. Кажется, это кричал мэр города. Но папа уже раскланялся и ушёл за кулисы.

Там улыбка сползла с его лица. Он устало плюхнулся на мешок с опилками и закрыл глаза.

– Ты в самом деле отправил его на Карибы? – мама взяла мужа за руку.

– Кажется, да, – ответил папа.

– Сможешь вернуть его обратно? – спросила мама.

Папа пожал плечами. Он вдруг понял, что почти ничего не знает о своём мирарис. Ему стало интересно и жутко одновременно, как на американских горках, – какие ещё чудеса он способен сотворить?

А тем временем на манеже снова появился Эдуард Маркович. Он улыбался так широко, словно хотел заслонить своей улыбкой всё, что произошло минуту назад.

– На сцене – клоуны! – объявил директор.

И Вира с Майной снова принялись