«Дочь Ивана Грозного» - Ирина Семеновна Левит

– Видишь ли, Мариша… – заговорил Кирилл тоном человека, которому приходится ёрзать, потому как вынужден сидеть на неудобном стуле, а встать не получается. – Ты ведь не захочешь просто околачиваться без толку, пойдешь по театрам, а там ходят толпы молодых актрис, выпускниц, между прочим, столичных вузов, и какие у тебя шансы без знакомств, а у меня нужных знакомств пока нет. Другое дело, если ты поработаешь у Волынцева, накопишь какой-то актерский багаж…

Договорить ему Марина не дала – просто нажала на трубке «отбой». И на сей раз поняла четко и однозначно: это «отбой» их отношений. В первое время Марина все же надеялась, что Кирилл позвонит, как-то объяснится, но он не объявлялся, и это означало только одно: Марина приняла решение, которое вполне устраивало Кирилла.

Переживала она расставание долго и трудно. И особенно трудно оттого, что поделиться своей бедой было не с кем. Марина была из тех людей, кто с удовольствием общается, но не откровенничает. Опять же свой роман и Марина, и Кирилл скрывали из совершенно конкретных соображений, но это придавало ему особую романтичность.

А вот в театре все складывалось на редкость хорошо: и с ролями, и с отношениями. Ее сразу начала опекать Марта Мстиславовна Ружецкая, которая еще выступала на сцене, но больше занималась репетиторством и очень благосклонно относилась к заявлениям, дескать, Дмитракова ее достойное продолжение.

Через пять лет Марина вышла замуж за инженера-железнодорожника, равнодушного к театру, но искренне любящего свою жену – не как актрису, а просто как женщину. С ним она не переживала романтических приключений, но с ним были надежность и покой, что оказалось очень ценным – в конце концов, всякого рода романтики и прочих соответствующих эмоций Марине хватало на сцене.

Кирилла она не просто отрезала от своей жизни – отрубила острым топором, словно ядовитую ветку.

Известие о появлении нового драматурга Лепешкина (а в театре об этом сразу заговорили, ну как же, наш, местный, к тому же учился вместе с Димой Лихановым, о чем тот не преминул тут же всем рассказать) не вызвало у Марины особого удивления: она не перестала считать Кирилла талантливым. А вот его появление непосредственно в театре очень напрягло. Она не владела драматургическим мастерством и не знала, как правильно выписать сюжетные ходы, дабы вся дальнейшая пьеса не превратилась в нелепость и пошлость.

Однако все оказалось гораздо проще. На банкете по случаю окончания сезона, когда директор и главреж торжественно объявили о праве первого показа нового творения Лепешкина, сам автор выглядел несколько отстраненно, ни на кого особо не смотрел, любезно улыбался всем сразу и никому конкретно. На Марине чуть дольше остановил взгляд и кивнул:

– Привет. Ты здесь наверняка на первых ролях.

Она тоже кивнула – молча.

В августе Лепешкин объявился снова. С Мариной общался, как и со всеми прочими, – доброжелательно, но не более того. Словно ничего их прежде не связывало – в лучшем случае необременительное знакомство. Другая могла бы обидеться, но Марину это устраивало: вне сцены не приходилось актерствовать и непонятно что изображать.

Она с любопытством наблюдала за тонкими и весьма изощренными стараниями Аллочки Калинкиной по обольщению Лепешкина и в общем-то ей сочувствовала, нисколько не сомневаясь, что старания эти будут тщетны. Кирилл давно жил в своем мире, где не было места для провинциальных барышень.

Две недели назад муж уехал в командировку. А спустя несколько дней часов в десять вечера раздался звонок домофона. Вообще-то Марина никого не ждала. После дневной репетиции вернулась домой, радуясь, что у нее нет сегодня спектакля, потому как зарядил противный холодный дождь, а дождь она не любила.

– Кто там? – спросила удивленно и услышала:

– Марина, это я, Лепешкин, пусти меня.

Она молчала не меньше минуты – просто не знала, как реагировать.

– Марина, ну ты что? – буквально взмолился Кирилл. – Жуткий дождь, у меня сломался зонт, на мне места сухого нет.

– Ладно, заходи, – разрешила Марина.

В прихожей Лепешкин принялся тщательно вытирать ботинки о коврик. К груди он прижимал портфель и вид при этом имел жалкий: с ног до головы мокрый, встопорщенный. И еще он явно нервничал – может, потому, что был мокрым и встопорщенным, а обычно выглядел достаточно аккуратно и даже элегантно.

– Ты извини, что я вот так на голову тебе свалился… без звонка, – произнес он с явной неловкостью.

– Мог бы позвонить, – сказала Марина.

– Не мог. У меня нет твоего номера.

– У меня твоего тоже нет.

– Ну вот… – Кирилл вздохнул. – А я тут оказался недалеко от твоего дома, а у меня зонт сломался… в общем, я решил, если ты по-прежнему живешь у бабушки…

«Он помнит адрес бабушки, надо же…» – подивилась Марина, вслух же произнесла:

– Бабушка умерла семь лет назад. А теперь я здесь живу с мужем.

– Который в командировке…

Марина недоуменно приподняла бровь. А это он откуда знает?

– Да я случайно услышал… твой разговор с Калинкиной… я не специально… – вдруг принялся оправдываться Кирилл. – Я потому и рискнул к тебе…

«Потрясающе! – подумала Марина. – Услышал, что муж в командировке, и свалился на голову чуть не ночью».

– Тебе дать зонт? – спросила она.

– Мне бы… чаю горячего… – Кирилл, переминаясь на коврике, вдруг опасливо покосился на входную дверь, словно ожидая, что хозяйка сейчас ее распахнет и выставит незваного гостя за порог.

Возможно, если бы Марина все еще его любила или испытывала послевкусие печальной любви, которое неотделимо от обиды, она бы так и поступила – выставила вон. Но ей уже давно был этот человек безразличен, а потому она подала плечики, сняла с полки гостевые тапочки, кивнула:

– Проходи в комнату, я сделаю чай. И можешь оставить свой портфель здесь.

Марина появилась с чайным подносом, обнаружив уже совершенно другого Лепешкина – не нервно-смущенного, а спокойно-расслабленного. Портфель стоял, прислоненный к стулу.

– Вот спасибо. – Кирилл едва ли не залпом выпил чай, не обратив внимания на вазочку с печеньем, и со словами, дескать, извини, что потревожил, двинулся назад в прихожую.

– Так может, тебе все-таки дать зонт? – предложила Марина.

– Да ладно, – отмахнулся Кирилл. – Я сейчас вызову такси.

И исчез за дверью, оставив Марину в недоумении: зачем приходил?

Конечно, это было странным, но искать ответ на подобную странность Марина бы не стала, однако через сутки Лепешкина убили, и она вдруг разволновалась, связав смерть Кирилла с его неожиданным визитом.

Возможно, она просто себе придумала то, что не имело никакого реального смысла.