«Дочь Ивана Грозного» - Ирина Семеновна Левит

– Ты, Мариночка, не Аллочка. Ты, конечно, умеешь прекрасно изображать на сцене любые чувства, но в жизни ты не столь чувствительна. Поэтому лучше скажи честно: чем тебя Лепешкин выбил из равновесия? Если ты в него влюбилась, это одно, и меня не касается. Но если это имеет какое-то отношение к его смерти…

 * * *

Влюбилась… Когда Кирилл появился в театре, еще в июне, на прощальном банкете, Марина не знала, как реагировать. Поскольку сразу всплыли воспоминания о бурлящей радости, жгучей обиде, гнетущем непонимании… Обо всем том, что случилось десять лет назад.

В рецензии на студенческий спектакль Кирилл посвятил ей целый абзац, где весьма аргументированно похвалил и предрек хорошее будущее. Рецензию вывесили в театральной академии на видном месте, на специальном стенде в вестибюле, и Марину поздравляли, особенно подчеркивая, что Лепешкин – восходящая звезда театральной критики и любимый ученик Гертруды Яковлевны Стрекаловой, а имя Стрекаловой знали все студенты.

Приятно было – чего уж скрывать. Причем настолько, что Марина решила разыскать неведомого ей Лепешкина, дабы лично сказать спасибо. Номер телефона она раздобыла довольно быстро, позвонила, представилась, всячески поблагодарила, а в ответ услышала: критику действительно понравилась ее игра, он видит серьезный потенциал и готов обсудить этот вопрос в кофейне рядом с академией. Разумеется, Марина согласилась – без всякого тайного умысла, исключительно из приличия и желания узнать, каким видится со стороны ее потенциал. Кирилл тоже явно ничего такого-эдакого в голове не держал, по крайней мере назначил встречу не на вечернее, а на дневное время, явился без цветов и малейших намеков на ухаживание.

А потом все завертелось – удивительно быстро, бурно и радостно. Нет, пожалуй, Марина влюбилась не с первого раза – но со второго точно! А с какого раза влюбился Кирилл, она не поняла, главное, что влюбился. Через неделю они поцеловались. Через две случилось все остальное.

Первые месяца три, совпавшие с дачным сезоном, встречались дома у Марины. Вернее, в квартире ее бабушки, куда Марина переселилась от родителей как только стала студенткой, поскольку это жилье, в отличие от родительского, находилось поблизости от театральной академии. Осенью бабушка распрощалась со своими садово-огородными делами, и вопрос места встреч превратился в проблему – однако не столько обременительную, сколько полную приключений. Это напоминало поиск клада, который в конечном счете всегда венчался успехом.

К себе Кирилл никогда не приглашал, к чему Марина относилась с пониманием: мама Кирилла болела, работала дома (что-то редактировала), но в конце концов знакомство все равно должно было состояться, поскольку все шло к свадьбе, Марина в этом не сомневалась. О том, чтобы снять квартиру и начать жить вместе, речи не возникало. Свой роман оба вообще предпочитали никак не афишировать, причем во многом таково было решение самой Марины: она, студентка последнего курса, не хотела, чтобы ее успехи связывали с Лепешкиным, вернее, с критиком, за которым стояла сама Стрекалова.

Знакомство с будущей свекровью так и не состоялось – весной та умерла. Марина тут же кинулась к Кириллу – с сочувствием, поддержкой, предложением помощи. Ей казалось естественным быть рядом, но Кирилл остановил: «Извини, Мариша, я должен пережить это один. А на похороны… в общем, мама хотела, чтобы на похороны пришли только самые близкие… ну то есть те, кто был близок с ней». Марина, конечно, выпадала из этого круга, она даже приблизиться к нему не успела.

В течение следующего месяца они не виделись, хотя созванивались почти каждый день. Кирилл разговаривал ласково, но… как-то отстраненно, словно погруженный во что-то свое, очевидно грустное, не предназначенное для чужого участия. Марину такая отстраненность, конечно, задевала, однако же она понимала: каждый переживает горе по-своему, и с этим надо считаться, особенно если любимый тобой человек потерял другого любимого человека. Здесь не было никакой ревности, зато было осознание, в чем-то даже эгоистичное: если Кирилл способен на столь глубокое чувство к матери, то и к своей жене он отнесется так же. У Марины имелись все шансы целиком заполнить собой сердце Кирилла.

Однако первая встреча после похорон весьма обескуражила. Кирилл сказал, что собирается уехать в Москву, ибо только там есть настоящие перспективы для человека, профессионально занимающегося театральной критикой. Он знал это и раньше, но мама держала здесь, а теперь мамы нет. Получалось, Марина его не держит вовсе, впрочем, это тоже было понятно: для будущей актрисы отправиться в столицу – не в глухую деревню. Впрочем, о том, что Марине следует куда-то отправляться, речь не заходила. И это, в сущности, опять же было понятно: Марине предстояло еще пару месяцев доучиваться в академии, да и Кириллу следовало оглядеться и хоть как-то обосноваться на новом месте.

Сразу после церемонии торжественного вручения диплома (с отличием, между прочим) Марина позвонила Кириллу: все, теперь она дипломированная актриса и к тому же получившая приглашение поступить в музыкально-драматический театр.

– Замечательно! – искренне порадовался Кирилл, и вот тут Марина не совсем поняла: замечательно – что? Вполне ожидаемый диплом с отличием или вполне предполагаемое приглашение в театр, которое, конечно же, льстило, однако она-то планировала совсем иное?

– Так мне когда прилетать к тебе? – спросила напрямую и услышала нечто не совсем внятное: дескать, в ближайшие дни Кирилл отправляется на Дальний Восток на театральный фестиваль, затем будет занят поиском новой квартиры, нынешняя не очень удобная, и вообще в театрах начинаются гастроли, отпуска, в общем, мертвый сезон, а Марине ведь надо будет показываться, но смотреть некому.

Нет, в тот раз Марина еще ничего окончательно не поняла, однако скорее всего потому, что просто не захотела. Запретила думать себе о плохом, но запретить чувствовать обиду никак не получилось. И решила не звонить Кириллу, с которым прежде созванивалась почти ежедневно, причем в основном первой звонила именно она, не обращая внимания на такие мелочи.

Кирилл объявился через две недели, в течение которых Марина вся извелась, неоднократно хватаясь за трубку и все же удерживая себя, – сила воли у нее всегда имелась и теперь не подвела.

– Куда ты пропала? – спросил он так, словно трезвонил и трезвонил, а Марина делала вид, будто оглохла.

– Никуда, – ответила она, добавив в голос холодка. Кирилл, впрочем, никакого холодка не заметил (или сделал вид), принялся рассказывать о фестивале, о поиске квартиры, еще о чем-то обыденном, но ни звука – о совместном будущем. Словно они были не влюбленной парой с ясной перспективой супружества, а старыми приятелями. И тогда Марина решила внести ясность.

– Кирилл, ты не