Звезда паладина, или Седьмой крестовый поход - Сергей Евгеньевич Вишняков

Жан де Жуанвиль сидел среди красных маков и, задумчиво поглядывая на небо, с мчащимися, как табун лошадей, белыми тучами, сочинял письмо жене, в далекую Шампань. Бертран д'Атталь сидел рядом, теребя между губ стебель травинки, и думал – как хорошо, что ему никому ничего не надо писать. Все так зыбко, мимолетно и почти бессмысленно.

На том самом месте, где они сидели в поле с Жуанвилем, стоял один из лагерей крестоносцев, ставший источником эпидемии. Об этом уже ничто не напоминало – только неровные следы от закопанных выгребных ям да холмики могил вдали. Приказ короля о ликвидации полевых лагерей быстро возымел действие – разъехавшись, люди перестали заражать друг друга, все меньше становилось новых больных и умерших. Зараза, неизбежно проникшая и в Никосию, все же не оказала такого губительно действия, как в лагерях – люди запирали дома, не ходили друг к другу в гости, старались не посещать таверны.

И все же, по подсчетам, более двухсот сорока рыцарей нашли на Кипре своею смерть! Среди них знатные и известные сеньоры – граф Жан де Дре, граф Аршамбо де Бурбон, граф Пьер де Вандом, граф Жан де Монфор, епископ Бове Роберт де Крессонсак. А уж сколько умерло простых воинов, слуг никто и не считал!

Много недель во всех церквях Никосии шли долгие службы с горячими молитвами о здравии живых и упокоении усопших. Людовик ходил в рубище, истово постился и молился, с ним все духовные лица, прибывшие с армией, совершали крестные ходы вокруг собора Святой Софии. Стараясь не отстать от них в христианском усердии, многие сеньоры скидывали свои украшения и дорогие одежды, надевали власяницу и шли за своим королем, распевая псалмы и молясь о спасении от болезни. Королева Маргарита всегда была рядом с мужем – в рубище, отказывающая себе во всех радостях, наложив на себя строгий пост, печальная, бледная, она пошатывалась от голода во время долгих молитвенных бдений, но ни на шаг не отступала от мужа.

Но за горячими молитвами о здравии христианского воинства Людовик не забывал и о делах. Король, пребывавший в строгости, в первую очередь по отношению к себе, мыслями – только с Богом и армией, написал египетскому султану письмо, полное вызова и непримиримости: «Спеши поклясться мне в подчинении, признать власть христианской Церкви и воздать торжественное поклонение Кресту, иначе я сумею добраться до тебя в самом твоем дворце. Воины мои многочисленнее песка в пустыне, и сам Бог повелел им вооружиться против тебя».

В середине февраля 1249 года из Никосии торжественно выехал небольшой отряд миссионеров – Андре де Лонжюмо с шестью монахами и доверенными королевскими людьми отправился с посольством в столицу Монголии, к хану Гуюку. Они везли щедрые подарки от французского короля – в основном драгоценную церковную утварь для отправления христианских обрядов самим ханом. Но главным подарком был шатер-часовня из пурпурного шелка, расшитая золотом с изображением Христа и Девы Марии, а также снабженная прекрасными каменными скульптурными группами – Благовещение Богоматери, Распятие Христа, Крещение Господне. Хан Гуюк, по предположению изможденного строгим постом короля, увидев подарки, должен был вознестись чистыми помыслами к Богу истинному и единственному, пасть на колени в часовне-шатре и молиться. Король сердечно обнял Андре де Лонжюмо и в тот день молился еще усерднее – теперь и за успех миссии к монголам. И все священники, и прихожане в церквях Никосии тоже в тот день молились за это.

Молился и Бертран д'Атталь, охваченный общим благочестивым порывом. А в тот момент, пока он сам находился в соборе Святой Софии вместе с другими рыцарями и королем, умер его слуга Жако Гринель. Умер один, без священника, задохнувшись. Розыски Жана д'Анжольра и посещения Тибо де Фрея в полевых лагерях, полных зараженных людей, не прошли даром для бедного Жако. Он быстро заболел. Сначала слегка кашлял, бился в лихорадке, потом слег. Бертран уложил верного слугу и приятеля детства на свою постель в маленькой комнатке, отведенной ему в замке, хотя был строгий приказ Людовика – всех заболевших убрать из замка, что, конечно, не распространялось на его брата – Карла Анжуйского.

Жако плакал, когда приходил в себя, понимая, что, скорее всего, умрет. Он хотел обратно к матери и отцу, в свой домик неподалеку от башни Атталей. Бертран ничем не мог ему помочь – обращение к лекарю сразу бы выдало его преступление – нарушение королевского приказа, поэтому он лишь давал Жако часто пить, надеясь, что его молитва спасет Жако. Но так не случилось. Вернувшись из собора, он обнаружил слугу лежащим на полу, с раскрытым застывшим ртом, которым Жако пытался в последний раз схватить глоток воздуха.

Бертран ночью тайком вынес тело, сказав стражникам у ворот, что его слуга перепил и скончался, и похоронил за городом, вырыв неглубокую могилу своим мечом. Потом долго сидел у холмика опустошенный, с немым вопросом к небесам. Жако – безобидного добряка, за которого он так молился, не стало, а Тибо де Фрей, благодаря деньгам, данным Бертраном отцу Филиппу, и приобретенным на них еде и снадобьям, выкарабкался. Выздоровел, хоть и не быстро. И, следуя приказу короля, уехал подальше от Никосии вместе с капелланом. Когда Бертран пришел к нему в последний раз – барон, исхудавший, бледный, но уже не бьющийся в ознобе и твердо стоявший на ногах, смотрел на него с благодарностью, но не смог переступить через свою гордыню и поблагодарить вассала, как того тот заслуживал. Тибо де Фрей сказал лишь короткое «спасибо», опустив глаза, показывая тем самым, что он виноват перед шевалье, бескорыстно позаботившимся о нем, когда все рыцари его покинули. Нашелся и Жан д'Анжольра, выживший не иначе как Божьим чудом – голодный, оборванный, он с радостью на глазах принял помощь Атталя. Как он смог прожить столько месяцев на Кипре без денег, Анжольра предпочел не говорить. Карл Анжуйский, граф Прованса, никак не стал участвовать в судьбе сына своего вассала, разве что Анжольра удалось бесплатно приплыть на остров на одном из графских кораблей. Когда в Никосии узнали, что Карл Анжуйский, долго тяжело болевший, наконец вне опасности, Анжольра не пошел в церковь на мессу, чтобы благодарить Бога за королевского брата, и даже не стал пить за это событие с Бертраном в таверне.

И вот Бертран сидел рядом с Жуанвилем и завидовал ему. Не потому, что Жуанвиль знатный, женат, в фаворе у короля. Нет. Потому что у Жуанвиля все понятно, определенно и у него нет вопросов ни к Богу,