Король Людовик Святой - Сергей Евгеньевич Вишняков

после дуэли на корабле четыре года назад. Бертран тоже с трудом, но вспомнил францисканца, лечившего его. Бертран был поражен неутомимой жаждой монаха к дальним странствиям и проповедям, заключив, что это, вероятно, потому, что Рубрук не испытывал пока никаких трудностей и его не пытали. Последнее обстоятельство явно бы поубавило его пыл. Рубрук предложил Атталю поехать вместе с ним в монгольские степи, ведь увечье Бертрана могло сыграть определенную роль в успехе проповедования – мол, вот человек, пострадавший за веру, и спасенный Господом. Но Атталь решительно отказался.

Отправив слона морем во Францию в подарок матери, Людовик вернулся в Кесарию. С собой он вел несколько сотен человек – рыцарей и простых воинов, освобожденных им из египетского плена и пожелавших служить дальше. Теперь отряд короля вырос до тысяча четырехста. И хотя войском назвать его было сложно, тем не менее это уже позволяло планировать какие-то военные операции. Всех, кто не согласился вернуться в строй, король, понимая и сочувствуя бедолагам, одарил их деньгами, чтобы они могли добраться домой.

В целом весь год шел медленно, тягуче, в поту и нытье мышц от долгой физической работы. Кесария поднималась из руин. Людовик работал наравне с обычными людьми, счастливый тем, что его труд идет на благо простым горожанам и будущим поколениям восточных христиан.

Окрыляло короля и еще одно обстоятельство. Султан Айбак передал через Валансьена предложение о новом договоре, основанном на мире между Францией и Египтом и военном сотрудничестве против Ан Насира Юсуфа. Айбак предлагал королю вернуть ему Иерусалим. Новый договор султан мамлюков предлагал заключить в Газе.

Для этого следовало выступать в Яффу.

Глава восемнадцатая. Святыни Иерусалима или одна женщина?

Норвежец Эйнар осторожно, чтобы не спугнуть животное, натянул лук. Конь под ним, чувствуя хищника, беспокоился, фыркал, бил копытами. Другой норвежец, Олаф, погладил коня своего сеньора, чтобы тот успокоился. Эйнар не мигая смотрел на ряды смоковниц и высокую траву за ними.

Бертран, прибывший в лагерь под Кесарию поступать на службу к королю, не смог попасть к нему, так как его величество был занят личным пересчетом провизии, фуража перед уходом из города. Узнав, что рыцари с далекого севера отправились охотиться на львов, Бертран решил не упускать такую возможно и посмотреть, как это происходит. Ему сказали, что норвежцы просто заболели этой идеей добыть льва и много дней выслеживают их. Дважды им это уже удавалось в прошлом году. Теперь, уже зная, где эти хищники постоянно обитают, и не надеясь, что в районе Яффы, куда всему войску предстояло вот-вот отправиться, они тоже будут, норвежцы пошли на завершающую охоту.

Эйнар за прошедшие более чем полгода нахождения на службе у короля Франции худо-бедно научился изъясняться по-французски простыми словами и предложениями. Хоть Эйнар и носил бороду, Бертрану казалось, что норвежец лишь немногим старше его самого. Остальные бородачи в отряде Эйнара также не казались старыми. Это и понятно. Люди в возрасте не отправились бы так далеко по морю. Норвежцы рвались в бой, который никак не предвиделся, и все они заскучали, обманутые в своих надеждах, ведь каждый из них хотел поучаствовать в легендарных походах во имя Христа. Однако повадки у норвежцев были отнюдь не христианскими. Насколько видел сам Бертран и слышал от других рыцарей короля, норвежцы часто пропускали молитвы, мало знали христианские обряды, регулярно бражничали, постоянно дрались между собой, чтобы поддерживать себя в боевой форме, рисовали на камнях непонятные знаки, которые они называли рунами, и швыряли их в море. Ну и все время выходили на охоту – то били птиц, то копытных, то крали чью-нибудь овцу или на своем драккаре отправлялись к горизонту, возвращаясь с сетями, полными рыбы.

Вот вдруг кусты зашевелились, показалась лохматая темно-рыжая грива и принюхивающаяся морда льва. Кони норвежцев забеспокоились сильнее, начали ржать. Эйнар дал им сигнал бежать. Его люди повиновались. Олаф по-прежнему стоял на месте и гладил коня своего господина. В правой руке Олаф держал давно изношенную зимнюю одежду, сотканную из шкур, пропахшую по́том тысячи тысяч раз, всю в прорехах и ожогах от костра. Лев выбежал из кустов и бросился за скачущими лошадьми со всадниками. Но он вряд ли бы побежал далеко, зато мог сразу же броситься на коня Эйнара, чудом стоявшего на месте. Чтобы этого не произошло, но вместе с тем зверь оставался в пределах досягаемости и не скрылся, Олаф бросил ему эту старую одежду. Лев, чуя запах человека, исходивший от одежды, бросился на нее, вонзив в старые шкуры северных волков свои мощные клыки. Эйнар выстрелил из лука. Стрела вонзилась в бедро льва, и зверь мгновенно рассвирепел, оставил одежду и побежал, хромая, на Эйнара. Тогда вернулся еще один норвежец, на всем скаку он бросил льву под морду свою старую одежду и помчался назад. Лев, злой, терпящий боль, погрузил пасть в одежду, мотая ее из стороны в сторону, рвя на куски. Это дало время Эйнару немедленно зарядить лук и снова выстрелить. Стрела вонзилась в загривок. Все рыцари Эйнара вернулись и выпустили стрелы по раненому льву. Все они попали в цель. Лев рычал, хоть рык его быстро слабел. Он еще пытался встать, но Эйнар уже запретил своим людям стрелять, чтобы больше не портить шкуру зверя, спешился и достал нож.

Бертран не успел увидеть, как лев умирает. Боковым зрением он разглядел всадника, мчащегося с юга, по дороге из Яффы. Конь мчался на последнем дыхании, всадник еле держался в седле. Бертран тронул узду своего коня и направился навстречу. Уже через несколько мгновений он понял, что это Жан де Буси. На нем не было ни военной одежды, ни доспехов, только рубище паломника, да и то все в крови.

Не доскакав до Бертрана, де Буси вывалился из седла, конь тяжело дышал, но еще стоял, не падал замертво, и медленно опустился на землю отдохнуть. Бертран спешился и подбежал к Буси. Молодой рыцарь был жив, но истощен ранами. Он узнал Атталя:

– Бертран, помоги мне встать! Мне надо немедленно к королю. Они схватили Сесиль!

– Что произошло? При чем здесь Сесиль? Где твой дядя Гуго д'Эко?

– Он в Яффе, ранен. Я тоже ранен, но я должен ее спасти. Нет времени рассказывать. Позже. Надо к королю. Пока я еще не истек кровью.

Жан де Буси говорил отрывисто, кашлял, задыхался. Бертран разорвал на нем рубище и осмотрел – много порезанных ран на груди, животе, плечах, спине, но не глубокие, словно он увертывался