Король Людовик Святой - Сергей Евгеньевич Вишняков

– Нет, господин де Шатору, – ответил ему Жуанвиль. – Думаю, подальше. Не переживайте, вам туда не надо. Там будет опасно. Ваше величество, разрешите и остальным…

– Нет, Жуанвиль, – перебил его король. – Должен же кто-то командовать моими людьми. Кто знает, что еще может случиться. Нам следует выступать в Яффу, как и планировали.

Глава девятнадцатая. Месть

Семь рыцарей помчались на юг в сторону Яффы. Солнце закатывалось за горизонт, и каменистая почва Святой земли, поднимая вверх облачка пыли под копытами коней, окрашивалась последними бликами в цвет вечности и неизменной тоски.

Никто ничего не говорил. Рыцари скакали в тишине, поглощенные каждый собственными мыслями. Жан де Буси неотступно думал о Сесиль и что с ней могут сделать сарацины. Мысль эта извела его, измучила похлеще ран, которые начали воспаляться и гноиться. Когда рыцари только покидали лагерь у Кесарии, Буси радовался, что с ним отправились верные рыцари короля – опытные воины, которые оделись просто, дабы ничем не выдать свою принадлежность к войску Людовика Французского. Но воодушевление быстро прошло. Он, как человек взрослый, понимал, для каких целей сарацины захватили его жену. И от этого он сходил с ума. Буси старался гнать от себя чудовищные мысли, но это не помогало. Вновь и вновь понимание страшной участи Сесиль закрадывалось в его голову. Чтобы как-то отвлечься, он молился Богу истово, пока хватало сил. Но раны давали о себе знать, и постепенно Жан де Буси впал в забытье.

Бертран д'Атталь, наверное, как никто сочувствовал Буси. Хоть воспоминание о Катрин воспринималось им уже исключительно в связи с ее замужеством, он вдруг живо представил себе, что если бы в лапы сарацин попала она, его Катрин? Он бы перевернул весь Восток и сто раз умер, претерпев невыразимые муки, лишь бы спасти ее. Катрин вновь вернулась его путеводной звездой, и он понимал, что, помогая Буси, он таким образом служит Катрин, священному идеалу женщины. У Бертрана не было друзей, и он давно не искал ни с кем дружбы, но Жан де Буси при всей своей несуразности вызывал в нем интерес. Бертрану хотелось жить во имя чего-то высокого, важного. Крестовый поход никак не мог набрать новую силу, поэтому Атталь посчитал, что помочь Жану де Буси, рискнув своей жизнью, является его предназначением.

Жан де Бомон, как маршал, взял командование их маленьким отрядом на себя. Он приказал всем сбавить темп, чтобы не загнать лошадей, так как все равно почти наступила ночь и скорость была бессмысленной. Ив ле Бретон подсказал, что к утру можно будет прибыть в Яффу. Они ехали от Кесарии на юг по берегу моря. Все понимали, что это самый легкий отрезок пути, ведь дальше необходимо было углубляться в пустынные каменистые земли, оставив море далеко позади.

К середине ночи Жан де Буси без сознания вывалился из седла, и, если бы не свет факелов, скакавшие позади Эйнар и Олаф затоптали бы его. Все остановились. Ив ле Бретон спешился и, потрогав Буси, сказал, что он весь горит. Светя факелом, он осмотрел раненого более тщательно и увидел, как жутко нагноились в жарком климате неглубокие раны рыцаря. Буси мог умереть. Ив ле Бретон промыл раны соленой морской водой, вызвав сильную боль у Буси, и тот пришел в себя. Следовало сначала довести живым, а потом оставить раненого в Яффе. Боясь, как бы Буси опять не впал в забытье, а то и вообще умер, рыцари сказали ему, что дальше Яффы он ехать с ними не сможет, и попросили подробно рассказать все, что он помнил про ту местность, где напали на паломников. Жар у Буси становился все сильнее, он мало что соображал и с трудом говорил. Рыцари постоянно поили его своей водой, зная, как опасно не пить в его положении. Добиться подробностей от раненого не удалось. Бертран привязал его к луке седла, взял его коня под уздцы и помчался с ним вперед, чтобы успеть в Яффу раньше наступления смерти. Ив ле Бретон не отставал от них, проявив удивительную для монаха сноровку и неутомимость в верховой езде.

– Вы не волнуйтесь, сеньор д'Атталь! – говорил доминиканец, и ветер с моря далеко разносил его слова. – Господь убережет несчастного! И спасет его жену! Я ведь сначала не понял, куда и зачем следует мне ехать, а как мне маршал все разъяснил, так я даже обрадовался! Хочу послужить людям! Устал я в лагере сидеть да просто в молитвах участвовать. Вся моя жизнь – это странствия и учеба. В Яффе есть у меня знакомый монах, он понимает в медицине, сочинения Авиценны наизусть знает! Вообще в Яффе место святое. Там в римские времена жила благочестивая женщина по имени Дорка, она шила одежду для бедных, верила в Господа нашего Иисуса Христа. Когда она скончалась, то другие христианские женщины послали за святым Петром, а апостол как раз находился неподалеку, в соседнем городке. Петр пришел в Яффу и воскресил Дорку из мертвых! И сеньора де Буси убережет от смерти святой Петр! Воскресение той женщины произошло в доме кожевника Симона, и дом этот до сих пор стоит. Надо бы сеньора де Буси туда перенести, дух святого Петра вечно живет там, где хотя бы раз побывал апостол.

– Дай Бог, чтобы все так и случилось, святой отец! – отозвался Бертран. – Мне обычно везло на священников и монахов, встречавшихся в жизни. Один, его звали Филипп, учил меня грамоте, другой выхаживал меня после ранения, его Гийом зовут. Да тот самый Гийом де Рубрук, которого наш король отослал к монголам!

– Надо же! Рубрук давно хотел послужить Господу, неся слово Божье в дальние страны. Вот его и послал король. А мне здесь хорошо, на христианском Востоке. Сколько тайн, знаний скрыто здесь в Святой земле! И жажда есть у меня постичь многое, до всего умом своим дойти!

– Приходилось мне встречать и совершенно глупого монаха. Давно это было, он тогда крестовый поход проповедовал. Не помню уж, как его звали. Лотер, что ли, или как иначе? Про святого Христофора ничего не знал, вещал, что, мол, сарацины с клыками, в глазах огонь горит, ну и подобную чушь. Одно у него было наставление – убей побольше сарацин.

– И такие встречаются среди божьих людей, – с грустью отвечал Ив ле Бретон.

– Божьих ли? – усомнился Атталь. – То, что этот монах служил Богу, было ясно лишь по кресту на груди и крестному знамению. А сам глуп и зол.