Путь Абая. Книга первая - Мухтар Омарханович Ауэзов

Но если опора на свой сильный и богатый род Тобыкты давала Кунанбаю преимущество, это же обстоятельство привносило слабину в его властное положение. «Птица взлетает на крыльях, садится на хвост». Этими крыльями и хвостом для него являются главы других, кроме Иргизбая, родов - старшины Байсал и Божей, оба примерно ровесники ему. За последние годы они что-то не очень откровенны с ним. Каждый себе на уме, и, кажется, они потихоньку подсиживают его. Кунанбай это знает, однако дела управления ведет так, чтобы в нужное время они поддерживали его решения или хотя бы не мешали, вот как на сегодняшнем собрании.

В конечном счете, важно то, чтобы на глазах у народа как бы творилось их совместное правление, и тогда, если погорит Кунанбай - Божею и Байсалу отвечать вместе с ним. О чем вслух не говорилось, но он знал об этом, знали и они. Кунанбай среди них был настолько сильным властителем, что ему безразличны все их тайные козни и помыслы. И все же, хоть он и возглавлял Иргизбай, самый богатый род в Тобыкты, большое влияние на дела округа имели и властители других родов, представленные пятью-шестью присутствующими здесь баями и аткаминерами. Весомость каждого из них определялась силой и богатством рода.

Почтенный Божей, сидящий по правую руку Кунанбая, - вожак многочисленного рода Жигитек, в прошлом из жигитеков происходил сам могущественный властитель Кенгирбай, правивший железной рукою. Это после него жигитеки совсем распустились, стали использовать военную силу ради грабежей и разбоя, создали ватаги лихих скотокрадов-барымтачей. Теперь жигитеки в миру - непокорные крикуны и забияки, драчуны и задиры, большого богатства, однако, не нажившие...

Вот Байсал, рыжебородый и синеглазый, - из весьма почитаемого рода Котибак. Род этот носит прозвище «Табун длинногривого айгыра» - из-за своей плодовитости и многочисленности соплеменников. Котибаки разводят скот, но не стесняются и угонять его у соседей, захватывают из года в год большие куски чужих пастбищ и, зная, что их много и они сильны, не боятся пускаться в самые рискованные, темные дела.

А вот Суюндик из рода Бокенши, самого малочисленного среди остальных. И скота у бокенши не так много. Самым близким приходится для них род Борсак, который почти слился с Бокенши. Из борсаков был тот самый Кодар, которого сегодня судили на собрании старейшин.

Сам же Кунанбай - из тобыктинцев рода Иргизбай, который меньше по численности, чем Котибак и Жигитек, но по количеству скота, степного богатства, несравнимо превосходит все другие роды, и потому иргизбаи свою власть распространяют над всеми племенами Тобыкты.

По родству Байсал ближе к Кунанбаю, чем Божей и Суюндик, поэтому в тех случаях, когда вынуждены были пускать в ход шокпары и соилы, призывался на подмогу прежде всего Байсал с его дружинами из воинственных котибаков. И Кунанбай, помня об этом, старался не потерять своего влияния на Байсала.

Каратай же ко всем этим сильным фигурам был не особенно близок, он весьма отдаленная родня им по косвенным линиям и правит делами мелкого рода Кокше. Род хотя и небольшой, но искони находится в добрых отношениях с широким кругом племен степного народа и уважаем в этом кругу.

Общинная деятельность и расторопность именно этих, присутствующих на совете, аткаминеров служили примером для множества других правителей родов и племен, а также всех белобородых и чернобородых - аксакалов и карасакалов -бесчисленных аулов.

Сложнее других отношения с кареглазым красивым Майба-саром, младшим братом Кунанбая, которого он всегда сажает на торе рядом с собой. С ним непросто. Ага-султан выдвинул его в волостные старшины - и сразу же Майбасар стал отдалять от себя всех друзей, близких, подручных Кунанбая. Будучи внешне молчаливым и смиренным перед старшим братом, Май-басар в душе настроен по отношению к нему весьма строптиво и задиристо. Он легко идет со всяким на ссору, вероломен, жесток. Из всего рода Иргизбай один Майбасар дерзко примерялся к власти, которой достиг Кунанбай.

Майбасар же явился причиной глухого недовольства между Кунанбаем и Божеем, причиной разлада ага-султана со многими аткаминерами.

Месяца за два до этого люди, исстрадавшись от произвола буйного Майбасара, подослали к ага-султану Божея, чтобы он передал устный приговор-прошение: «Убери Майбасара с должности». Но Кунанбай, хорошо зная, чем вызвано такое прошение и что в нем все вполне справедливо, никак не отозвался на него. Беспредельный самодур, открыто творящий произвол, грубый и бессовестный правитель - такой старшина Тобыкты и был нужен Кунанбаю, чтобы на него сваливать все зло, творимое властью, - ведь Майбасар был весь на виду со своими неправедными делами. У Кунанбая был свой расчет: если Майбасар станет, словно взбесившийся айгыр, притеснять, гнать вверенный ему табун, то этот же табун будет грызть, рвать, тащить на суд более высокой власти самого же бешеного айгыра...

Итак, решение относительно дела Кодара ага-султан оставил без окончательного определения. Сделал это преднамеренно. Ибо то, что он услышал от старшин, не отвечало его ожиданиям. И, как всегда, не получившее общего решения дело, но угодное его произволу, он свел к двусмысленному умолчанию.

К концу схода старшин Кунанбай увел внимание собравшихся резко в сторону, начав разговор о самом насущном - о корме для скота, о сроках и направлении весенней кочевки. Если сидящие здесь, на общем совете, будут согласны, есть предложение кочевать до пастбищ Баканаса, Байкошкара, расположенных за перевалами Чингиза. И хотя земли эти принадлежат роду Керей, но надо его потеснить и поставить свои юрты, как и в прошлые годы, по берегам двух рек, протекающих там. Уже в продолжение немалого времени потихоньку захватывая и удерживая эти места, всевластные тобыкты намеревались совсем отнять их у кереев, которым такие просторы вроде бы ни к чему, ибо у них совсем мало скота.

Перейдя к этим обсуждениям, старшины родов заметно оживились и, до сих пор сидевшие молча, с насупленным видом, вдруг все дружно заговорили.

Тут юный джигит Жиренше, незаметно подав знак Абаю, вышел из юрты. Абай находился в смутном раздумье, хотя вместе со всеми тоже пришел к выводу, что надо прежде доказать преступление, потом определять наказание. Чрезвычайно болезненно, с внутренним отвращением и неприязнью встретил он отцовские слова «повешение... виселица...». С тайным страхом, недоверием глядя на отца, мальчик подумал: а ведь он этого хочет, и он это может. Было похоже, что только он один догадывается об этом, остальные, видимо, не очень-то верят. Однако, поразмыслив еще, Абай пришел к выводу, что среди