Путь Абая. Книга первая - Мухтар Омарханович Ауэзов

казахов в степи никогда не было слышно ни про виселицы, ни про казни «через повешение». Про виселицы ему стало известно из арабских книг, и казнили так во времена халифа Гарун-аль-Рашида в древнем Багдаде. Повесить. виселица.

Нет, такое невозможно, и сказано это было просто так, для острастки.

Абай вместе с тем был весьма удивлен, когда отец сказал про Жумабая, что посылал его за приговором к хазрету. Сколько дней пробыли вместе в городе, а также и при возвращении, на пути домой - и ни разу не проговорился, не намекнул даже, что доставляет такие страшные вести. «Смерть через повешение». Что за человек этот Жумабай? Скакал рядом на коне, заигрывал, как с ребенком, и шутил, отшучивался, словно с ровесником своим.

Душа взрослых - потемки, думал Абай. Почему их так сложно понять? Наверное, потому, что сам я не взрослый. Когда повзрослею - пойму. И ему не терпелось скорее возмужать, постигнуть загадочную взрослую жизнь.

Но перебирая в памяти свое недавнее прошлое в городе, Абай кое-что вспомнил в связи с Жумабаем... Он с самого начала повел себя непонятно. В первый же день потащил за собой на поводу упитанную серую кобылу, которую пригнал со степи: «Так велел Кунанбай. посылает в дар хазрету», - кратко объяснил он Абаю и больше ничего не сказал. Попросил только проводить, показать, где находится дом муллы. Имам Ахмет Риза был наставником Абая, и он у него бывал часто.

Абай вдруг вспомнил, сидя в гостевой юрте и глядя на Жума-бая, как они шли по пыльной улице и вели за собой строптивую серую кобылицу, и невольно улыбнулся.

На этой улице жил мальчишка Сагит, драчун, озорник и забияка. Увидев из окна, что мимо проходит незнакомый человек с лошадью на поводу, он решил поразвлечься. Для начала он выскочил со двора из ворот и стал с криками бросать камни вслед лошади. Серая кобыла стала артачиться, приседать, засекаться на ходу. Сагиту понравилось, что кобыла такая норовистая, и ему захотелось развлекаться дальше. Он вернулся обратно во двор, нашел колючий прут, выскочил на улицу и понесся догонять серую кобылу. Догнав ее, ткнул прутком ей в пах, как раз под самый хвост. И тогда она, дернувшись испуганно, понеслась вперед, обгоняя своего хозяина. Жумабай вмиг оказался позади кобылы - не выпуская поводьев, он пытался ее остановить. Однако тщетно - молодая горячая лошадь легко потащила Жумабая за собой. Напрасно он, обмотавшись поводом вокруг пояса, откидывался всем телом назад и упирался ногами в дорогу - ноги ехали по пыли, которая душным столбом поднималась вокруг него. Пришлось Жумабаю побежать по-гусиному, широко расставленными ногами шлепая по земле, на бегу он потерял с головы и тымак, и тюбетейку, сверкнула под солнцем потная лысина. И тут Абай, не выдержав, рассмеялся, он хохотал до слез - стоя рядом с озорником Сагитом. И только тогда, когда Жумабай справился с лошадью и остановил ее, Абай догадался прогнать прочь Сагита, чтобы тот не мучил больше Жумабая и его кобылу.

Когда хазрет увидел, что во двор ввели кобылицу и привязали на его тесном конном дворе, то сразу догадался, что это подношение ему, и ни о чем не стал расспрашивать. Только войдя в дом, Жумабай передал хазрету салем от Кунанбая и добавил:

- Также просил вашего благословения вот этому сыну его, вашему воспитаннику, который стоит перед вами...

Хазрет тут же, не сходя с места, развел руки и забормотал слова благословения: «Да пошлет Аллах всемилостивый и милосердный от щедрот своих да наградит его милостью своей и благами своими...»

Жумабай затруднился вести с муллой какой-нибудь умный разговор и не стал ждать, когда хазрет на своем ученом языке приступит к этому, и сразу перешел к делу. Он заявил, что у него очень важное сообщение от Кунанбая, и надо прояснить в связи с этим одну вещь. Но поручение это особенное, и Кунанбай просил обо всем этом поговорить с хазретом строго наедине. При этом Жумабай выразительно посмотрел на Абая. Мулла понял его и обратился к ученику:

- Ибрагим, сын мой, возвращайся сейчас в медресе. Занятия твои завершились, перед отъездом в отцовский аул зайдешь ко мне, дам тебе напутственное благословение.

Мальчик оставил их одних.

Теперь, иными глазами увидев и отца, и Жумабая, Абай прояснил для себя, что Жумабай в тот раз сумел-таки донести до хазрета все пожелания отца и заполучил от него нужный приговор.

Ничто больше не удерживало Абая в гостевой юрте. Никто с ним не заговорил, никому он здесь, кажется, не нужен. Стараясь быть незаметным, Абай потихоньку пробрался к выходу и вышел из юрты. Жиренше, в темноте нагнувшись к ногам лошади, надевал путы, чтобы отпустить ее пастись. Увидев в освещенных дверях выходившего Абая, узнал его и негромко позвал:

- Подойди сюда!

Еще на подходе к нему взволнованный Абай спросил:

- Оу, Жиренше, скажи мне, кто этот Кодар и что он натворил?

- Кодар. Самый бедный очаг из рода Борсак. Одинокий бобыль, живет на отшибе...

- А где это?

- У самого подножия Чингиза, на склоне горы, что у перевала к урочищу Бокенши.

- И что говорят про него?

- Поговаривают, после смерти единственного сына спутался со своей снохой. Об этом и толковали сегодня аксакалы.

- Спутался? Как это?

- Сошелся, значит. Непонятно? Ну, залез на нее.

- Что ты такое несешь! Зачем это?

- Ну, несмышленыш! Не знаешь даже, зачем залезают? Да ты видел когда-нибудь, как это делают верблюд и верблюдица? - И Жиренше пояснил свои слова непристойными движениями.

Просидев много времени со взрослыми в тесной юрте, изрядно проскучав, юный джигит Жиренше наконец-то вырвался на свободу и пребывал в веселом настроении. Ему хотелось развеселить и друга Абая. Но Абаю было не до веселья. Смутная тревога глодала его, нехорошее волнение в душе никак не проходило.

- Ты мне правду скажи... Все это было, не было?

- А кто знает? Никто не может знать правду. Однако в народе сплетни разносятся. Только прав был Суюндик: надо подробно все разузнать, доказать правду, потом судить, - закончил Жи-ренше, ближе подходя к Абаю и глядя на него вполне серьезными глазами.

- Выходит, что тут может быть и клевета?

- И такое может быть. Многие, кстати, так и говорят. Но недавно Кунанбай побывал в одном доме рода Сыбан, там прямо в глаза сказали ему, сам Солтыбай-торе сказал. А все это началось с того, что Кунанбай попенял Солтыбаю: ты,