Рыжая полосатая шуба. Повести и рассказы - Беимбет Жармагамбетович Майлин

- Как Еркинбек? Выживает?

- Пока в больнице. Железякой по затылку трахнули. Проломили вроде черепок.

Ергали покусал гневно губы. Ерекеш еще понизил голос:

- Байбише хочет часть дорогих вещей переправить к вам...

- Апырмай, странные вы люди! И приехал открыто, и болтаешь! Это нужно делать втихомолку, так, чтобы шито-крыто... - И, оглянувшись воровато по сторонам, добавил: - Вот что: скажи баю и байбише, пусть немедля пошлют подводу и перевезут Жауке!

И отскочил от Ерекеша.

Из юрты вышел Курумбай и с улыбкой посмотрел вокруг. Взгляд его был радостный, ликующий, полный надежд.

- Курумбай, дружок, вот где ты, а я давно хотел с тобой поговорить, - улыбнулся ему Ергали.

- Хм... о чем же, интересно?

Ергали отвел джигита в сторону:

- Слышал о новом декрете? Баев-то теперь, как это... конфисковать будем.

- Сержана, что ли? Да, я сам писал властям, что Сержана следует конфисковать.

- Неужто так и написал?!

Ергали пытался улыбнуться, но не смог, и вместо улыбки у него получилась гримаса. Курумбай испод-

лобья следил за ним. <Ох, и темнишь же ты, братец!> -как бы говорил его косой взгляд.

Солнце пекло вовсю. Был полдень. Вдруг у жер-ошаков - продолговатых земляных печей - начался шум. Подрался кто-то из прячущихся в их тени. Бросились разнимать. Больше всех суетилась и хлопотала Улбике. Она улыбалась, говорила ласковые слова, всячески старалась погасить ссору, и минуту спустя драчуны уже мирно сидели у печи и разговаривали.

Ергали покачал головой, вздохнул.

- Так вот, дорогой Курумбай, - сказал он, - узда нынче в наших руках. Люди на нас смотрят. Нам предстоит большое дело. Так провернем же его так, чтобы никто не посмел сказать что-то против. Власть доверяет и приказывает мне, ну, а я всецело опираюсь на вас...

Ергали пытался выведать, что на душе Курумбая, однако джигит, казалось, забыв обо всем - в том числе и о собеседнике, - не отрываясь следил за теми, кто сидел возле земляной печки. Он уже давно присматривался к шумливой тройке - Сакембай, Даут и Карикбол. Этих жуликов в ауле боялись и презирали. Они неизменно участвовали во всех грязных и темных делах. Поговаривали, что Ергали, якобы, им отнюдь не сочувствовал. Однако на собраниях больше всех драли горло именно они. Другим даже рта раскрыть не давали. Если кто-нибудь хотел обделать какое-нибудь темное дельце, он непременно прибегал к услугам этой троицы. Где скандал, где склока, там неизменно появлялись и эти трое.

Курумбай отвернулся от Ергали - о чем нам с тобой говорить - и пошел в юрту. Там полукругом сидело много людей. На почетном месте, посередине -окружной уполномоченный, чернявый, поджарый джигит, Нугман Канаев. Одет он был скромно, держался незаметно, не выделяясь, и этим никак не

походил на тех шумных, крикливых комиссаров, которые важно задирают головы, а когда садятся в круг, то подминают под бок самую большую подушку.

Он сидел, обводя всех внимательным спокойным взглядом, - и по этому взгляду было видно, что он отлично понимает, кто есть кто и кто сколько стоит. Он слегка улыбался, и эта едва выявившаяся улыбка действовала на всех ободряюще. Она придавала смелость и уверенность.

Присутствовали на собрании одни комсомольцы и партийные. Они жадно ловили каждое слово уполномоченного. Аульные активисты очень нуждались в советах опытного партийного руководителя. Иногда в аулы заезжают и такие инструкторы, которые любят вмешаться в круг шумной, праздной толпы, есть мясо, пить кумыс, затевать веселые игры с девушками и молодками. Таких людей молодежь не уважала. Им нужен был руководитель, который вникал бы в работу, разъяснял их ошибки и вместе, плечом к плечу, помогал проводить в жизнь решения новой власти.

Курумбай обстоятельно и деловито рассказывал о всех бесчинствах и беспорядках, случившихся в последнее время в аулах. Его слушали с изумлением, раскрыв рты, все поражались красноречивости джигита. Внимательно слушал и уполномоченный Нугман. И по ходу речи он то хмурился, то сдержанно улыбался.

- И, конечно, <деятели>, сидящие у власти, обо всем этом, видно, и не догадываются, а? - с недоброй улыбкой спросил он.

Разговор шел о ночном нападении на одинокую юрту в степи. Курумбай говорил о нем горячо и гневно. Рассказ о том, как Берен встретила насильника, вызвал целую бурю. Некоторые в возбуждении даже повскакивали с мест.

Улбике с достоинством мешала кумыс, как заправская байбише. Берен присела рядом с ней, немного

поодаль от мужчин. Когда рассказывали о ней, лицо ее было красным от смущения. Она смотрела на свои колени, однако не испытывала ни досады, ни раскаянья. Но только теперь осознала полностью весь ужас того, что могло случиться. Кто бы мог подумать, что все так кончится благополучно? Раньше она чувствовала себя одинокой, беззащитной и теперь ликовала, увидев, сколько у нее верных и надежных друзей. Она испытывала сейчас к ним необыкновенную нежность, как благодарная сестра к заботливым братьям...

Замечание уполномоченного, должно быть, больно задело Ергали. Он встрепенулся, сел на колени, взглянул то на одного, то на другого, постарался выдавить улыбку, однако она у него не получилась. Всем своим видом Ергали сейчас напоминал напаскудившую собачонку, угодливо ползающую у ног хозяина.

- Курумбайжан-ау, - сказал он обиженно. - Ну, зачем все валить на аульный совет? Ведь у нас есть и комсомольцы, и партийные.

И он робко взглянул на черного, с изрытым оспой лицом джигита, сидевшего рядом с Нугманом, даже подмигнул ему, как бы говоря: <Шучу, шучу...> Черного звали Жумагулом. Родом он был не из этих краев. С недавних пор его избрали секретарем партийной ячейки. Однако судя по всему, он и за этот короткий срок успел раскусить Ергали и был в курсе всех его дел и проделок.

- Ергали сейчас сказал сущую правду, - заметил он досадливо. - В нашей работе партийное руководство себя по сути дела никак не проявило. Кое-кто пытался и вовсе отстранить партийных от советской работы. Находились и такие, которые с неприкрытым злорадством спихивали всю ответственность за свои неблаговидные дела на партию...

Жумагул сказал это и многозначительно глянул на Ергали. И тот осел, как от выстрела в упор.

Пообещав провести общее собрание в ауле Сержана, уполномоченный уехал. Аулчане разошлись по домам. Весть о предстоящих переменах - о конфискации байского имущества - еще не успела распространиться среди жителей отдаленных аулов. И женщины удовольствовались пока сплетнями о ночном набеге на семью сапожника Жауке, о неудаче Еркинбека, которому проломили голову, о