Богиня - Юкио Мисима

рассказывал много интересного. Асако же из-за твердого убеждения Сюго, что женщине не дано оценить произведения искусства, знала лишь то, что было в школьной программе.

Они увлеченно обсуждали разные темы и не сразу заметили, что величественный пожилой метрдотель обходит гостей и с таинственным видом шепчет каждому на ухо: «Кушать подано».

Его высочество взмахнул рукой и тоном, которым когда-то отдавал приказы кавалерии, по-военному громко скомандовал:

– Господа, прошу к столу!

– Я должен вернуться на свой прием. – Сюндзи взглянул на круглые, массивные золотые часы. И тем же тоном спросил: – В эту субботу вы уходите с занятий днем?

– Да, а что?

– Вы возвращаетесь после занятий через задние ворота? Или через главные?

– Задние ворота в это время заперты, нам разрешено уходить только через главные. Хотя это далеко от станции и неудобно.

– Тогда я встречу вас у главных ворот. В субботу, в полдень. До встречи. До свидания, – попрощался Сюндзи и пожал ей руку.

– До свидания.

Изумленной Асако показалось, что мужская рука мягко обернулась вокруг ее ладони.

Сюндзи тем временем уже подошел к его высочеству – принести извинения за преждевременный уход и попрощаться.

До субботы оставалось еще три дня.

Следующим вечером Асако, проходя мимо комнаты с телефонным аппаратом, услышала звонок.

– Ура! Завтра выписывают. Устраиваю праздник.

– Простите, вы кто?

– Я? Икаруга. Икаруга! Понятно? Меня наконец-то выписывают из больницы.

– Поздравляю вас.

– Я устраиваю по этому поводу праздник.

– Вы так внезапно об этом сообщаете. Хорошо, что я подошла к телефону, – если бы кто-то из домашних, они бы удивились, повесили трубку. Как вы поняли, что это я?

– По голосу. Вы мне дали визитную карточку, и я решил, если позвоню вам, естественно, вы и подойдете.

– Вот как. Но я живу не одна.

– Не важно. Я жду вас в субботу с часа дня. Приходите, прошу вас. До свидания.

– Подождите. Куда приходить?

– Бар «Инферно» в Сибуе. Его специально для меня откроют днем. Это сразу за театром «Нампогэкидзё». Спросите, вам покажут.

– Но я не могу в такое место…

– Все нормально, не беспокойтесь. Все гости пристойные.

– Но в субботу в это время…

– Вот как? Вы заняты? Не можете? Тогда ладно.

Раздался резкий звук брошенной трубки, и разговор оборвался.

Асако направилась к двери, но телефон зазвонил опять, словно преследуя ее.

– В чем дело? Почему в субботу в час не можете? Вы с кем-то договорились? С кем это?

Голос Хадзимэ гремел в ушах, но был удивительно чистым и не раздражал.

Глава пятая

В субботу стояла прекрасная погода.

Асако с подругами шла по широкой гравийной дороге между гималайскими кедрами к главным воротам университета, размахивала связанными красно-черным ремешком книгами, и они отбрасывали тень в виде летящих птиц. Пряжка ремешка сверкала на солнце, лицо Асако было свежим и изысканным, словно бледно-розовый лепесток, – она не делала макияж, когда ходила на занятия.

Перед главными воротами выстроились, красиво поблескивая на гравии, несколько частных автомобилей: на первом курсе нового университета учились девушки из респектабельных семей с собственными машинами. Когда все поочередно проходили в ворота с толстыми колоннами из красного кирпича, одна машина вдруг громко просигналила. Девушки слегка оторопели, но пошли дальше. Клаксон опять пронзительно взревел.

Асако оглянулась и увидела Нагахаси Сюндзи – он улыбался и махал ей рукой из серебристого кабриолета «кадиллак».

Отец учил Асако: даже если мужчина тебя зовет, не надо тут же к нему бросаться. Случай с Икаругой Хадзимэ был исключением, критической ситуацией, а вдобавок сам художник оказался странным человеком и не попадал ни в одну категорию мужчин, о которых говорил Сюго. А вот Сюндзи во всем отвечал стандартам мужчины, как определял их отец. Асако хорошо усвоила его уроки и следовала им.

Асако остановилась. Сюндзи вышел из машины и неторопливо направился к ней. Подруги во все глаза смотрели на красивого молодого человека, всего из себя американца, но он не замечал никого, кроме Асако, и они, обидевшись, ушли, оставив ее одну.

– Позволите вас подвезти?

– Вы хотите меня проводить?

– Да. Поговорим в машине.

Автору не слишком интересно описывать эту кинематографичную сцену. Молодой красавец в модном белоснежном кашемировом пиджаке, окончивший американский университет и начисто лишенный недостатков, и безупречная во всем, утонченная красавица, о которой неоднократно говорилось, едут в «кадиллаке» юноши. Конечно, всякий раз, когда машина останавливалась на светофоре, они привлекали внимание всех женщин на остановках транспорта, но такое описание нашей пары выглядит скучно. Читателю лучше закрыть глаза и самому вообразить эту картину.

Над городом раскинулось безоблачное полуденное небо конца мая, но токийские улицы были слишком заурядными для «кадиллака», везущего великолепную пару. Загадочное свойство красоты: смотреть на нее приятно не только сторонним зрителям, но и самим обладателям. Даже если оба сознают свою красоту, печально, если они не могут увидеть ее в зеркале. Принятие собственной красоты – туманное, неопределенное, призрачное ощущение. Можно сказать, что главное в мире – красота других.

Сюндзи не был ограниченным, самовлюбленным человеком. Этот безупречный юноша стал одним из лучших студентов в Гарвардском университете и в определенном смысле был самым обыкновенным мужчиной. Известно, что небольшие недостатки делают человека интересным, привлекательным, но у Сюндзи не было недостатков, его привлекательность была данностью. Сознание своей исключительности не переходило у него в тщеславие, оно просто сквозило во всем его облике. Его бесподобный, испанского типа профиль напоминал изображение на иностранных монетах, и на него заглядывались все женщины.

Сюндзи, естественно, не стал сразу провожать Асако домой. Во второй половине дня улицы запрудили огромные толпы. Суббота в большом городе похожа на отверстие в тюбике зубной пасты: содержимое, выдавленное через него силой скуки шестидневной недели, вырывается на улицы, сравнимые разве что с нечищеными зубами. Простите за не слишком поэтичную метафору.

«Кадиллак» быстро ехал по дороге. Вызывающе дерзкий автомобиль плавно, со звуком, напоминавшим шелест шелковых платьев, обгонял дребезжащие такси – японские машины пятьдесят первого года выпуска с лихими водителями.

Асако и Сюндзи вышли из машины у пересечения линий городских электричек – одна вела в Сибую, вторая проходила через район кладбища Аояма. Здесь было много ресторанов, которые, ориентируясь на зарубежные посольства, держали иностранцы. В немецком ресторане R столики уже выставили в небольшой сад, окруженный высокой живой изгородью. Под лучами солнца, проникавшими сквозь увитый виноградом навес, можно было выпить пива и насладиться вкусной едой. Асако села на деревянный стул и взглянула наверх: виноградины были еще крошечными и зелеными. Время от времени за живой изгородью, совсем рядом, проезжали электрички – грохотали, как