Путь Абая. Книга третья - Мухтар Омарханович Ауэзов

И стар и млад в серых и черных юртах аулов всех племен, куда заезжал Базаралы, были рады увидеть его. Это был снова их веселый, сильный, умный и добрый Базаралы!

Собрав два полных коржуна «приговоров» и свидетельств в пользу Абая, Базаралы помчался в сторону Карамолы.

Выехавший с малым числом сопровождения, Абай не так уж и спешил скорее попасть на съезд. Ехал три дня, останавливался на обед и на ночевку в знакомых аулах, у своих друзей. На четвертый день путники добрались до окрестностей Карамолы, спустились к долине и двинулись вниз по течению реки Чар.

Близился вечер, но прогретый за день сентябрьский воздух все еще оставался теплым. Благостная речная прохлада смешивалась со степным веянием, порождая приятный для людей и коней вечерний ветерок. Неширокая, с частыми крутыми извивами, река Чар неторопливо катила свои прозрачные бесшумные воды. На пологих местах еще ярко зеленела трава заливных лугов. Речная гладь казалась неподвижной, сквозь невидимые струи виднелось светлое песчаное дно. Лишь разливаясь на мелководье поймы, протекая в лугах, вода тихо колебала тонкие стебли речных трав и едва заметно журчала.

Прилегающая с обоих берегов реки Чар ровная степь была серебристо-палевого цвета из-за устилающего ее сплошным пушистым ковром волнующегося под ветром ковыля. Лишь отдельными яркими пятнами и полосками шла еще сохранившаяся степная зелень.

Выстоянные к осени кони шли бодро, лишь изредка косясь на прозрачные речные струи, негромко пофыркивая. Следуя по речной долине прямой дорогою, всадники переходили реку вброд несколько раз. Наконец, выехав на длинный изволок, передние всадники, ими были старшие в группе, подвели остальных к широкому плесу. Коней завели по колена в воду, остановили их попоить.

Байкокше, возглавляющий ватагу путников, приказал:

- Напоите коней, здесь мы переходим Чар последний раз.

Не слезая с лошадей, всадники разнуздали их. Громоздкий, тучный Абай нагнулся с седла, чтобы вынуть удила изо рта коня, но Ербол его опередил и, подъехав ближе, сам вынул трензель.

- Апырай, сейчас начнут издеваться надо мной: мол, сам не может напоить коня! - шутливо посетовал Абай. - Дружище, ты что, до самых седин все будешь заботиться обо мне?

- Вот, давно завел себе дурную привычку! - засмеялся Ер-бол. - Все кажется мне, что ты, бедняга, ни на что не способен сам, и надо тебя пожалеть!

Слова эти рассмешили всех, ибо чрезмерно располневший Абай хотя и казался менее подвижным, чем остальные, но еще был вполне джигит и управлялся с конем умело, ловко, как и любой казах.

Гнедой конь Байкокше зашел в воду дальше всех и пил самую чистую воду. Обернувшись на седле, старый акын с улыбкой смотрел на шутивших друзей. Глаза его искрились молодым весельем.

- Уай, как жалеете друг друга, словно двое калек! Подружились слепой да хромой, нашли опору друг в друге! А ведь впереди вас ожидают враждебные толпы, шумные битвы, придется пройти через огонь и воду! Где вы силы найдете, два батыра, коли так ослабли заранее?

Кони пили, отфыркиваясь, удила звенели, шутка старого седобородого акына была услышана всеми и приободрила джигитов, молодых и старых. Первым двинулся вброд через реку конь Байкокше, остальные последовали сзади, шумно разбрызгивая воду.

Абай обратился к Ерболу и Дармену, ехавшим рядом с ним, и спросил, указывая на Байкокше:

- Е, а вы ничего не заметили? Нет? Не думаю, что его одолевает наваждение, как шамана-бахсы, но полагаю, друзья, что скоро придет к акыну вдохновение! Вот увидите!

Дармен молча посматривал на Абая. Молодой джигит знал, по опыту прежних отношений, что Абай-ага во многом провидец и может с одного лишь взгляда на человека определить, что тот намерен сделать - и сделает в следующую минуту. И Дармен с затаенным волнением стал ждать появления песенного вдохновения у старого акына.

Дармен и сам знал, как это происходит. Знал и то, что ничего дороже и выше этого не бывает...

Байкокше, уехавший далеко вперед, вдруг остановился в ковылях и слез с лошади. Когда остальные подтянулись к нему, старик уже освободил гнедого от удил и, взяв на длинный чумбур, пустил попастись.

- Всем спешиться! Скорее слезайте с лошадей! - каким-то необычно властным для него голосом повелел старый акын.

И люди молча повиновались. Но, спрыгнув с седел и пустив лошадей пастись, тотчас встали вокруг Байкокше. А он, сняв с головы тымак, в щелочку прищурил свои раскосые глаза, поднял голову к небу и запел.

Необычная это была песня - без сопровождения домбры, монотонная, как молитва. Морщинистое лицо старика, его белая бородка клинышком, задранная вверх, большой орлиный нос делали певца, исполнявшего странную песню, действительно похожим на предсказателя-бахсы. По сути, это была не песня, а песенный пересказ сна, который видел Байкокше накануне ночью. Но все равно акын начал его с традиционного почина: «Ахау!»

Он увидел огромную пустынную местность, затянутую туманной полумглой, а посреди этого пространства неподвижно стоял один человек. Это был Абай. Он словно настороженно ждал чего-то. И вдруг со всех сторон разом, с безобразным шумом стали набегать на него свирепые существа. Была чудовищного размера черная собака с поджатым голодным брюхом. Был громадного роста облезлый тощий волк с выпирающей решеткой ребер. Была облизывавшаяся бешеная лиса, словно почуявшая запах крови. Были другие свирепые хищники, похожие на гривастых темных гиен. Звери окружили человека и со всех сторон стали подступать к нему. Вдруг мгновенно сделалась страшная кутерьма, чудища кинулись на Абая одновременно. Все исчезло в мелькании звериных тел. Тьма накрыла пространство сна.

Рев, визги, глухие стоны - и стало тихо.

А когда снова развиднелось, пред очами Байкокше предстала другая картина. Посреди звериного круга Абая не было. Вместо него стоял могучий желтый лев-арыстан с бурой гривой. Лев сам кинулся на врагов и вмиг разметал их вокруг себя. Удары его громадных клыков и могучих когтей были сокрушительны, клочьями разлеталась шерсть, рвалась в куски звериная плоть, красная, как огонь, кровь залила все вокруг.

Мгновение - и вот уже хищные твари с переломленными хребтами, рассеченными лапами, с перекушенными окровавленными телами валяются мертвыми вокруг торжествующего льва. Стоит он один, словно на холме победы, и грозно оглядывается вокруг себя: «Есть еще кто-нибудь, кто хочет сразиться со мной?» Кривые острые когти его скребут землю, отгребая камни, он бьет хвостом себя по бокам. Ярости и мощи его нет предела.

- Вот что я видел во сне, джигиты! - изменившимся, молодым голосом воскликнул Байкокше. -