Путь Абая. Книга третья - Мухтар Омарханович Ауэзов

властители степных волостей, аткаминеры, бии. Вдобавок к тому, силки Оразбая были расставлены и в Семипалатинске, чуть ли не в кабинете самого уездного главы, словом, все свитые им веревки смыкались, как сеть, теперь в одном месте - в Карамо-ле, где на днях начнется сход.

Имя Оразбая было на устах волостных и судей родов Ке-рей и Матай, располагавшихся именно в Карамоле. Нашли с ним общий язык и баи, старшины родов Уак, Бура, Найман и Басентиин, кочующих по степным берегам Иртыша. Что касается городских денежных баев, то и с ними в последние годы завел Оразбай тесную дружбу, обмениваясь щедрыми дарами, словно со сватами. Здесь же, в степи, среди тобыктинцев, чуть ли не половина людей из пяти волостей были в кумовстве с ним.

Но только один аул Абая все эти хитроумные, столь широко расставленные сети небрежно обходил стороной. У Ораз-бая словно камень в глотке застревал, когда он принимался думать о том, как рассорить Абая с сородичами. Чтоб их бесы попутали! Пулей, которая смертельно ранит Абая, как раз и могла стать эта распря с Такежаном. И тогда Абай будет обречен на одиночество в родовом Большом доме, а после, может быть, даже изгнан из отцовского аула.

Вот почему Оразбай все это время говорил и думал о дележе наследства Оспана. А теперь, когда Такежан колеблется, надо действовать немедля, не жалея ничего!

Все это кружилось в его голове, когда он, в своем светлом чапане, белый, как призрак, носился по табуну на светлосером коне, пока лошадей после водопоя не погнали на выпас.

Возвращаясь скорым шагом в аул, Оразбай издали разглядел своим единственным, но зорким глазом, что у керме спешилась группа всадников. Чтобы приехать в Карамолу с подобающим сопровождением, Оразбай позвал с собой многих владетельных баев. Вот они и начали собираться: те, что стояли у коновязи, были Абыралы, Молдабай, Жиренше и Байгулак. Когда Оразбай сошел с коня, они только что принялись за вечерний чай, расположившись в большом доме, и принимал их расторопный Ыспан.

Войдя, Оразбай сразу увидел этого безбородого смуглолицего джигита, который уже бежал к двери. Взяв из рук старшего брата камчу и борик, Ыспан усадил Оразбая повыше.

Оглядывая гостей, Оразбай начал разговор, который вынашивал последние дни:

- И когда только казахи перестанут талдычить: Ибрай справедливый, Ибрай мудрый? Глядите, что вытворяет этот «справедливый Абай». Даже Такежана и Исхака, своих братьев, рожденных от одной матери, заставляет выть от обиды. Обоих оставил с пустыми руками, без наследства, выгнал из главного очага Кунанбая, все взял себе! Разве это справедливо? Это ли назовем благородством? Наглость это и пакость, и творит он все это и с живыми, и с мертвыми потомками Ку-нанбая!

Все это Оразбай говорил, захлебываясь от злости, высоко поднимая палец, возвышаясь на торе и яростно сверкая глазом на каждого из гостей.

- Не я ли предупреждал? - вопрошал он. - Не я ли говорил: наследство Оспана, наконец, откроет истинное лицо Абая! Так и вышло. Кто сбивает людей с пути, сводит на нет все хорошее, что оставил Кунанбай? Кто разоряет мирную жизнь целого домашнего гнезда? Абай! Кому он только не вредит? Все, кто идет за ним, отрекаются от праведного пути отцов, становятся изгоями. Почему? Да потому что сам он давно отрекся от всего - от старинных обычаев, нравов, даже от родного языка!

Почти всю эту ночь Оразбай говорил нечто подобное, и его друзья с удивлением слушали его. Никто ничего такого не знал о наследстве Оспана, о распре Такежана и Абая. Ни Абыралы, ни Байгулак ничего не ведали, лишь до Жиренше доползли какие-то туманные слухи...

Молдабай, косо поглядывая на хозяина, думал: «Вот, нарядился в двуличные одежды. Да если бы в его словах была хоть капля правды, он бы не порицал Абая, а поддерживал его.»

- Неужто все это так, Оразеке? - вдруг перебил Оразбая Байгулак, как бы высказав вслух осторожные мысли Молда-бая.

- О чем это вы тут говорите, Оразеке? - усомнился и Абы-ралы.

Оразбай сердито оглядел гостей.

- Е, зачем мне врать, бес, думаете, попутал меня? - искренним голосом произнес он. - Напротив, со мной, за моим дастарханом - сам Кудай всемогущий! Он все видит, и вы скоро тоже узрите... Клянусь жизнью, я говорю истину!

Некоторые гости удивленно переглянулись. Впрочем, после хорошего ужина, после мяса жеребенка, варившегося столь долго, что его уже не надо было жевать, после чая и обильных чаш кумыса, многие переменили свое суждение. Слово за слово, эти спесивые, задиристые баи рода Тобык-ты принялись поддакивать Оразбаю и обвинять Абая во всех смертных грехах.

- Почему же имя Абая тогда у всех на устах? - начал Бай-гулак, славившийся своей рассудительностью. - Почему все ближние-дальние прямо-таки смотрят ему в рот?

Вопрос был обращен к Оразбаю, но тот лишь отвернулся, недовольно махнув рукой. За него ответил более проворный на язык Жиренше:

- Е, Байгулак! Абая величают великим мудрецом, славным оратором-шешеном. А нас кое-кто записал в неучи и невежды, что сгорают от зависти к его золотой короне.

Последние слова, произнесенные с обычной для Жиренше насмешкой, так задели Оразбая, что он задрожал от злости.

- Да на что нам его ученость, даже если кое-кто назовет его великим мудрецом? В чем его ученость? «Предки плохие, отцы плохие, праведный путь казахов плох», - продолжал он, уже якобы передразнивая Абая. - Или вот: «волостной - вор и обманщик», «бии да баи - грабители и насильники», «мулла - невежда и плут». Будто мы и сами об этом. - Оразбай запнулся, но затем продолжал более уверенно: - Что это за мудрость, из-за которой ссорятся дети и отцы, народ сбивается с толку?

Жиренше заерзал, передернул плечами, будто намереваясь слегка ткнуть его в пах, чтобы тот еще пуще взбрыкнул.

- Е, Оразеке! - вскричал он. - Каждый, кто хоть мало-мальски научился читать, бегает с бумажкой за пазухой, всюду твердит «Слово Абая», поет его песни, назубок знает его стихи... Что тут поделаешь, Оразеке! Его слова доходят до наших детей - не твои!

Жиренше огляделся с самой невинной улыбкой, еще пуще разозлив Оразбая. Абыралы перехватил мысль сотрапезника и, чуть пригубив кумысу, осторожно проговорил:

- Есть такое опасение. Нынче вся детвора, джигиты-домбристы читают Абая, поют Абая. «Песни Абая», «Слово Абая». Думаю, тут расползается в народе некая новая зараза.

Абыралы поругивал Абая, хотя и глубокомысленно, но все же неуверенно, с тревогой оглядываясь по сторонам, поскольку все знали, что