Путь Абая. Книга третья - Мухтар Омарханович Ауэзов

- Барекельди! - вскричал Оразбай, подхватывая слова Ра-кыша на лету. - Молодец! Истину говоришь! Что мы делаем с плохим человеком, когда он совершает плохой поступок?

Правильно! Мы собираемся на сходку и сообща пресекаем его деяния. А если этот человек, мало того, что делает дурное, но еще называет себя хорошим? Это значит, что он плюет на всех нас! Выйдя из-под крыла хорошего человека, истинно хорошего, этот Абай презирает нравы-устои, давно живущие в народе. Так не лучше ли нам вовсе изгнать его от себя?

Последние слова были произнесены так четко и ясно, что все баи, бии, аткаминеры, приглашенные сюда отведать мяса серой кобылы, поняли, что это и есть главная цель Оразбая, его просьба, если угодно, его заветное желание... Какое-то время все молчали, уясняя каждый для себя сказанное, а Оразбай довольно откинулся на подушку: наконец-то, после всяческих уходов в сторону, песенок каких-то, удалось донести до собрания свою мысль. Теперь дело за малым: оставалось лишь договориться с каждым по отдельности, встретившись с ним лично или посылая посредников. Постепенно стало ясно, что аткаминеры из четырех дуанов-округов вовсе не намерены даже слово вымолвить в защиту Абая.

Вторым итогом этого весьма успешного пиршества будет их завтрашняя встреча с начальством. Когда эти люди представят свои многочисленные ябедные бумаги, то они же, при отдельном допросе, несомненно, выскажутся в пользу Оразбая.

Третье неоспоримое благо, приобретенное Оразбаем сегодня, было в том, что ему удалось показать себя, - словно блеснув в сумраке копьем. Теперь о нем будут говорить, что именно Оразбай - самый крепкий бай среди тобыктинцев, именно от него исходит главное слово рода Тобыкты. Это он, владетель Оразбай, сумел показать себя ловким, влиятельным человеком, знающим все входы и выходы из коридоров-закоулков власти. Словом, Оразбай не сомневался, что завтра же передаст высокому сановнику Абая, связанного по рукам и ногам.

Проводив гостей, он долго сидел у своей белой юрты, наслаждаясь прохладным вечером, благодушно попивая кумыс перед отходом ко сну - сытый, умиротворенный и спокойный, крепко уверенный в успехе завтрашнего дня.

4

В тот же день в Карамолу с небольшой группой всадников, незаметно спешившись у коновязи, приехал Абай.

Весь вечер прошел на удивление спокойно. Обычно на сходах немало людей целыми толпами приходили отдать ему салем. Сегодня же все было не так, как раньше. В юрте Абая сидели только несколько близких его друзей. Из простого люда пришли лишь самые отчаявшиеся жалобщики. Из власть имущих - никто.

Последнее время многие просто сторонились Абая, побаиваясь его насмешек, жестких нареканий, беспощадной прямоты... Старшины из других родов прежде не упускали случая поговорить с ним, напомнить о себе: ведь он мог стать бием, если на то будет воля народа, и тогда, возможно, придется зависеть от него.

Теперь над Абаем сгустились тучи, и этот вечер был как затишье перед грозой. Оразбаю, разумеется, донесли и о том, когда и с кем приехал Абай, и о том, как встретила его Кара-мола.

На другое утро площадь Карамолинской ярмарки наполнилась гулом: слышался конский топот, звон колокольчиков и скрип колес. Народу все прибывало, вереница больших повозок, запряженных тройками лошадей, тянулась нескончаемо, их обгоняли сотни верховых, поднимая на дороге пыль. Прибывали многочисленные чиновничьи караваны из уездов.

В толпе встречающих прошел восторженный ропот: никогда прежде не приходилось видеть столько дорожной пыли, каковую мог поднять только значительный, протяженный караван. На сей раз на сход пожаловало грозное чиновничье представительство, люди, сидевшие в повозках, были далеко не из простых. Обычно даже по приезду двух-трех крестьянских начальников или уездного главы в степи случался немалый переполох, а тут едут сразу три уездных главы. У каждого при себе было по пять-шесть крестьянских начальников, а уж сколько приставов да урядников должно сопровождать такое шествие, вообще не счесть...

В окружении больших и малых чиновников трех уездов прибыл сам «жандарал». Этот слишком тщеславный человек очень любил всяческие почести, умел обставить свой выход с особой торжественностью и пышностью. Желая угодить этой его слабости, уездная власть помимо простого пристава, урядника, стражников щедро пополнила его свиту несколькими жандармскими офицерами и специальными полицейскими чинами, отчего в целом и вышла столь внушительная армия.

Значительную группу в караване «жандарала» представляли толмачи, секретари и советники различного толка, да еще тайные советники. Пестрая орда власти нагрянула на маленькую Карамолу, словно сель, все скрыв в потоке пыльной завесы, которая шла по всей длине каравана.

Волостные и аткаминеры, служаки в форменных одеяниях, обвешанные медными бляхами, значками и регалиями, всякие чинуши из числа пожилых-молодых, встречавшие чиновничий караван на базарной площади Карамолы, значились далеко не последними людьми. Каждый из них был также наделен своей небольшой силой и властью, более того, почти каждый имел свои тайные связи с разного рода чиновниками, а то и с самим «жандаралом». Но, несмотря на собственную значимость, а может быть, и благодаря ей, еще издали заслышав приближение грозного каравана, все они искренно залюбовались величественной картиной, иные даже пришли в настоящий восторг.

Люди стекались на базарную площадь, все чаще поглядывая в сторону белых юрт, где остановились чиновники из города. Ближе к полудню собралась значительная толпа: волостные и старшины четырех дуанов стояли, неотрывно и безмолвно глядя на глухо закрытые чиновничьи юрты.

Волостных глав можно было узнать по тускло блестящим на солнце медным цепочкам и бляхам. Иные из тех, кто носил форменные чапаны, потели в каких-то странных шубах с позументами старого образца: эти шубы были пожалованы в дар еще их дедам и накинуты нараспашку, поверх чапанов. Новая поросль, не накопившая собственных заслуг, вынуждена была довольствоваться прежними почестями, и намерено выставляла их напоказ.

Люди стояли живым серпом, образовав перед собою просторную площадку, куда из белых юрт вот-вот выйдут именитые гости... Обычно казахи вели разговоры, сидя, но сейчас, ожидая, когда пожалуют чиновники, они стояли на ногах, безропотно храня терпение, словно при читке намаза.

Прошел уже битый час ожидания на ногах, однако среди атшабаров, стражников в фуражках с красным околышем, лениво ходивших вокруг белых юрт, всякой мелкоты из местных биев, что стояла поодаль, все еще не замечалось никакого оживления. Те, что были внутри белых юрт, не торопились выходить - чиновники никогда не торопятся.

Абай выдвинулся в толпе на самую середину живого серпа, готового уже принять торжественный выход