Путь Абая. Книга третья - Мухтар Омарханович Ауэзов

обездоленных велит мне идти против такежанов, вступить с ними в схватку, то я открыто пойду на это. Все мои стихи и песни должны служить народу, так подсказывает мое сердце, к тому подвигает меня моя совесть.

Далее Абай в развитие своего разговора перешел на другую тему. Он заговорил о России.

- Какую правду мы должны сказать о России, о русском народе? Если взять среди нас, казахов, таких людей, как Ораз-бай, Жиренше и, тем более, Такежан, - они считают, что Россия - это белый царь, которого надо бояться, но от которого зависит, получат ли они должность волостного для себя или для своих детей. Или какое-нибудь другое выгодное место, чтобы умножить свое богатство, расправиться с недругами, вымогать взятки. В сущности, они - недруги России, той великой, настоящей России, которая несет казахскому народу свет своей культуры и искусства. Такая Россия - друг для казахского народа, это могучая страна с бесчисленными городами, в которых есть школы, библиотеки, больницы, величественные дворцы. Россия - это железные дороги, протянутые до Сибири, это пароходы на Иртыше, это заводы и фабрики, где работают умные машины, шьют одежды, изготавливают станки и различные приборы. Но самое главное для нас - это ее необъятная культура, великие знания и мысли просвещенных людей и прекрасное искусство. Знайте, джигиты, такова подлинная Россия, и никогда она не станет чураться нас, не оттолкнет, если мы обратимся к ней за ее великими знаниями, а наоборот - приветливо ответит: «Приходите, учитесь!» И все это правда, друзья мои, но эта правда - не для всяких там Оразбаев. - Так закончил свою речь Абай, сидя перед гостями на торе, широко разведя в стороны руки, ладонями на слушателей.

Глубоко вникнув в слова Абая, Ербол про себя отметил, что его друг сегодня высказал особенно ценные для себя, самые сокровенные мысли. Во всем поддерживая Абая и сочувствуя ему, Ербол в душе сокрушался, что не все из их поэтического круга разделяют взгляды Абая-ага. Кокпай, теперь отсутствующий, был одним из них. Любимый ученик акына-ага, Кокпай недавно высказался, беседуя наедине с Ерболом: «У Абая один недостаток - он сильно обрусел... Теперь что прикажете делать: покорно смотреть в рот русским, ждать их повелений?» Во время недавней речи Абая о России Ерболу вспомнился этот разговор с Кокпаем. Чем же отличается он от Оразбая, Жиренше и других, порицавших Абая за слишком тесное сближение с русскими?.. А ведь сегодняшние мысли его очень разумны и глубоки. Они вполне ложатся в завершение важного, значительного разговора...

К тому времени уж сняли казан с очага, - чего с таким нетерпением ждал старик Жуман. Люди стали готовиться к трапезе. Помыли руки, уселись кружком на торе. Жуман приступил к мясу, достав из ножен большой острый нож с рукояткой из желтой кости. Добравшись до еды, старик вновь обрел свою обычную словоохотливость. Все еще злясь на Абая, что тот своими длинными разговорами оттягивал время обеда, Жу-ман теперь захотел расквитаться с ним и, пользуясь правом старшего, решил позлословить над хозяином.

- Е-е, никак не могу понять наших казахов! Сами талдычат, не переставая, словно собаки брешут, а меня ругают за болтовню, даже наградили прозвищами: «Жуман-трепач», «Жуман-пустомеля». Это кто же из нас болтун и трепач, уважаемые мырзы? Если все люди, умеющие поговорить, считаются болтунами, то неужели и сам Кунанбай-ходжа, в бытность свою собиравший людей и говоривший перед ними целый день, мог быть назван болтуном? А взять нашего Абе-ке - сегодня он один говорил, и за все время, пока варилось мясо, никому не дал рта раскрыть - разве он не болтун? Не пустомеля? Так что не обзывайте меня больше трепачом, найдутся, как видите, похлеще меня!

Услышав это, Абай от души расхохотался, упираясь кулаком в бок. К нему присоединилась звонким, переливчатым смехом и Айгерим. Засмеялись и молодые гости.

- Уай, аксакал! - воскликнул Абай. - Ты меня развеселил от души! Но хочу тебе сказать, что не обязательно уж очень много болтать, чтобы пустомелей назвали! Достаточно сказать всего одну вещь: «Эй, жена! Какой я умный, что успел с утречка сбегать по-большому!»

Слова Абая вызвали в юрте громкий хохот, бурю веселья. Все знали эту байку. Прошлой зимой, выглянув в дверь и заметив, что быстро портится погода, наметает снег и усиливается ветер, Жуман подозвал свою старуху и с ликованием в голосе воскликнул: «Ты только погляди, жена! Как завьюжило! Апырай, какой я умный, что успел вовремя по.ть!»

Какитай и Дармен так смеялись, что не могли даже нарезать себе мяса, поданного на дастархан. Акылбай, сидевший рядом с отцом, ниже его, склонился к Айгерим и, с улыбкой на лице, зашептал ей в ухо:

- Женеше...

Акылбай, моложе отца всего на семнадцать лет, не называл Абая отцом, тем более, Айгерим - матерью. С детства он привык называть отца - Абай-ага, а к его молодой жене обращался как к старшей родственнице - женге, ласкательно - женеше. Себя считал, скорее, младшим сыном Кунанбая и Нурганым, в доме которых вырос, а к Абаю относился как к старшему брату. С улыбкой, прищурившись, он тихо говорил в ушко Айгерим:

- Женеше, ау, как же глуп этот наш кайнага! Не поймет даже, что помирает, когда смерть уже догонит его! Видели, как его Абай-ага выстегал? Бисмилла! Я бы не желал испытывать на себе такие шутки, пока мне мила жизнь!

Еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, Айгерим отворачивала лицо от старого шурина, Жумана, делая вид, что разговаривает со своей служанкой Злихой, сидевшей за ее плечом. А Жуман тем временем, уже не помня, что над ним посмеялись, усердно набивал брюхо нежным мясом жеребенка, отрезая от окорока изрядные куски. Наконец, насытившись, запив еду горячим бульоном из деревянной крашеной чаши, Жуман снова заговорил:

- Ну что, вдоволь потешились надо мной? А теперь я вам скажу такое, что вы перестанете смеяться! В последнее время я все не мог понять - отчего это так осмелел род Жигитек? Недавно ведь я жаловался тебе, Абай: «Один из их аулов, кочуя по долине Колькайнар, стравил своей скотине большой стог моего сена». Так вот, милые-дорогие, эти жигитеки, знаете ли, совсем обнаглели. Стали вторгаться на земли Иргизбая. Посмели пререкаться с самим Азимбаем, голодранцы нищие! Говорят, стали сбиваться в стадо и мычать, как коровы, напуганные волчьей стаей. Но если Азимбай - один из самых достойных людей рода Иргизбай, то кто такие они перед ним - эти оборванцы из Жигитека? С кем они