Путь Абая. Книга первая - Мухтар Омарханович Ауэзов

4

Народ известили о предстоящих выборах. Кунанбай вызвал к себе Абая.

Всю осень Абай провел на Жидебае, в добровольном уединении, ни с кем не встречался и много времени отдавал домбре, играя известные кюи, также и сочиняя свои мелодии. Его любимая, бархатно звучавшая выразительная домбра научилась рассказывать о многом, самом сокровенном. Стоило ему заиграть «Желтую реку Саймак» или «Плач двух девушек», а то и замысловатое «Пение жаворонка», как знакомые, уже много раз игранные мелодии вдруг открывались новой стороной, уводили в новую увлекательную историю. Асан Кайгы одиноко ехал по степи, погоняя верблюда. Алшагир, уединившись под скалой, играл горестный кюй. Все они метались по белу свету, гонимые мятежной душой, не соглашаясь примириться с тем, что видели вокруг себя - с печалью в сердце, не имея возможности осуществить свою мечту.

Все чаще мысли Абая возвращались к летней встрече с Ка-дырбаем, к его словам: «Прошлое оставило нам много своих неискупленных печалей, безысходных горьких размышлений». И советовал: «Постарайся услышать все это в творениях акынов, в мелодиях песен, в искусном рассказе кюйши, когда домбра и вздыхает, и плачет за него». И Абай, играя на своей старенькой домбре, старался уловить в ее звуках голос глашатая прошлых лет.

В своем уединении Абай забыл, казалось, обо всех развлечениях, играх и похождениях, присущих молодости.

Недавно приезжал Ербол, звал Абая с собой в поездку по аулам, пытаясь соблазнить его обещанием самого веселого времяпровождения. Напомнил ему о некоторых прошлых похождениях, с игривым видом назвал имена нескольких красавиц... Но Абай и тут не загорелся. Ербол пробыл у него несколько дней, именно в эти дни и была сочинена изысканная по звучанию песня «Сап-сап, конилим» - «Угомонись, душа». Так он ответил на предложение Ербола, и когда Абай исполнил ее, под готовый аккомпанемент на домбре, друг его начал пенять ему:

- Оу, Абай, ты решил, никак, совсем проститься с молодым баловством? Не рано ли, Абайжан! Тебе же нет и двадцати пяти! Карагым, тебя никто не поймет, над тобой будут смеяться!

На это Абай лишь коротко рассмеялся, забавляясь озабоченным видом друга, и снова склонился над домброй. Теперь он так и жил: в часы одинокие доверял словам и музыке все тайны своей души. Он полюбил песенную форму терме, много работал в ней. Именно напевный речитатив в сопровождении мелодии домбры позволял ему высказать многие сокровенные мысли. «Угомонись, душа!» он тщательно отрабатывал несколько дней.

Ерболу суть самой песни не очень нравилась, но слова ее запоминались легко, и он невольно подпевал Абаю, сидя рядом с отсутствующим видом. И если кто-нибудь, с чутким и умным сердцем, посмотрел бы на них в эти дни, то мог бы подумать, что двое друзей с грустью прощаются с навсегда уходящей от них первой молодостью: «Кош! Кош!»

Пришла пора Ерболу возвращаться домой. Абай перед прощанием сказал ему взволнованным, проникновенным голосом:

- О, я не призываю старость, мой Ербол! И с молодостью расставаться не спешу! Разве есть в нашей жизни что-нибудь лучше молодости? Ничто не заменит ее. Я это знаю, Ербол. И не желаю ее терять так рано. Просто вместо пылкой жеребячьей юности я хочу иметь молодость умную, содержательную. Я открыл для себя этот путь - о, какие радости ожидают на этом пути! Душа замирает! Я не могу тебе все объяснить, но ты когда-нибудь узнаешь, дружище! Когда-нибудь я смогу тебе все сказать...

Вызов Кунанбая пришелся именно на тот день, когда уехал Ербол. Абай тут же сел на коня и отправился в Карашокы.

Он подъехал туда к часу, когда люди отходят ко сну. Приближаясь к отцовскому зимнику, Абай увидел едущего навстречу по тугаю огромного всадника, с непомерно широкими плечами. Приблизившись, Абай узнал в нем младшего брата Оспана и, натянув повод, остановил лошадь. С ним Абай давно не встречался, тот жил в ауле отца, но никак не думал старший брат, что Оспан за это время может вымахать в такого детину - настоящий великан! Он был намного выше Абая и шире в кости. Ему было восемнадцать лет.

Оспан быстро приблизился к Абаю и затем резко остановил коня. Широко улыбаясь, сразу же начал рассказывать:

- Сегодя зашел к отцу, а он давай меня допрашивать, словно ангелы Мункир и Нанкир у грешной души: «Постишься ли в уразу? Читаешь пятикратный намаз? Отправляешь ли все, что положено по мусульманскому уставу?» Хотел я по-честному признаться, что чист от всего этого, как дикий степной кулан, но не решился. Скандал бы поднял батюшка. Отвечаю: да, отец, все отправляю, как положено. А он обрадовался, давай меня нахваливать, и поучать, и мудрые вещи высказывать. Одним словом, проторчал я возле него весь вечер. Куда денешься? Пришлось и впрямь намаз читать, и притвориться, что держу пост. Так и получилось, что дождался я до ауыз ашар27, чтобы потрапезничать, словно правоверный. Быстро съел всю горячую еду, приготовленную на вечерю, и поехал домой. А тут вот, - тебя встречаю! Ассалаумагалейкум! - Так завершил свой рассказ Оспан и захохотал от всей души.

Невольно заразившись весельем брата, Абай тоже рассмеялся, однако не преминул поддеть Оспана.

- Е-е, разве был бы такой веселый, если не обманул родного отца! Вот ты какой, Оспанжан! - сказал, улыбаясь, Абай и, отпустив поводья, стронул коня с места. Оспан по своей неповоротливости не нашелся, что ответить старшему брату, и, хлестнув темно-серую лошадь камчой, сразу пустил ее рысью.

По прибытии в Карашокы Абай не пошел сразу к отцу, а сначала отправился в дом старшей матери, Кунке. У нее жил Кудайберды, ее сын, - самый любимый старший брат Абая. Он в последнее время сильно прихварывал, и Абаю вперед всего остального хотелось справиться о его здоровье.

Кудайберды лежал на высокой постели, влажно покашливал. Он был очень рад приезду Абая. На бескровном лице появился слабый румянец. Его черная, как смоль, борода была запущена, спутанными косицами лежала на груди. Ключицы и крупные мослы на руках устрашающе выпирали. Под сухой прозрачной кожей читались вздутые синие вены.

Увидев, в каком плачевном состоянии находится брат, Абай внутренне содрогнулся. Быстро, стоя поодаль, разделся и затем подсел к постели больного.

Грозная болезнь сделала свое дело. Абай приезжал две недели назад. Тогда еще не проявлялись эти страшные признаки... Кудайберды ласково взял в свои ладони руку Абая и, поглаживая ее, молвил:

- Хорошо, что приехал.

Младший брат молча, обеими руками охватил костлявую руку больного, поднял и прижал к своей