Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая - Маркиз де Сад

сожгли на костре. И в наш философский век продолжают следовать этим дьявольским правилам: кровь ежедневно проливается потоками, лишь бы только сохранялись в силе столь опасные предписания! Какое множество гибельных последствий (а ведь я раскрыл перед вами лишь немногие из них), хотя от этого института зависят состояние, честь и сама жизнь гражданина! (Примеч. автора.)

67

«Почему мы часто видим, как народы теряют терпение от гнета законов? Оттого, что законы всегда отличаются строгостью, мешающей народу жить, а те из них, которые должны были защищать народ и покровительствовать ему, применяются редко и прозябают в небрежении» («Велизарий»). (Примеч. автора.)

68

Как это ни странно, но с недавних пор множество писателей, подверженных какому-то новому виду сумасшествия, начали восхвалять этого жестокого и глупого короля, все действия которого отличались лукавством и нелепым варварством. Стоит внимательно прочитать историю этого царствования, и станет ясно следующее: во Франции правило немного королей, к которым следовало бы отнестись с исполненным негодования презрением. Вот почему напрасны потуги церковного старосты Дарно, пытающегося внушить соотечественникам уважение к этому безумному фанатику. Людовик, не ограничившись установлением нелепых и нетерпимых законов, переложил на плечи других лиц заботы об управлении государством и отправимся воевать с турками, проливая, разумеется, кровь своих подданных. Если бы, к несчастью, могила этого короля находилась в нашей стране, ее незамедлительно следовало бы разрушить. (Примеч. автора.)

69

«Хотелось бы надеяться, что законы когда-нибудь значительно упростятся, — писал как-то один умный человек, — что они напрямую обратятся к сердцам граждан и, еще теснее соединившись с нравственностью, принесут людям отрадное утешение. Законы, если говорить кратко, должны сделать нас счастливее, не прибегая к средствам устрашения, и мы проникнемся любовью к порядку и общественному благу в силу одной их привлекательности. Все законы следует составлять именно так, и тогда исчезнут деспоты и суровые судьи, отдающие приказы, а их место займет нежный и заботливый отец. Если рассматривать законы с этой точки зрения, насколько тогда уменьшится число налагаемых наказаний?» Совет этот представляется весьма интересным.

Кто бы мог подумать, что человек, сказавший эти слова, пел дифирамбы Людовику Святому, настоящему Дагону французов, наполнившему королевский кодекс целым ворохом нелепых жестокостей. (Примеч. автора.)

70

Из всех несправедливостей, совершаемых пособниками Фемиды, эта, несомненно, является самой вопиющей. «Трибунал, судящий несправедливо, — заявлял блаженной памяти прусский король в постановлении, направленном против судей, которые извратили закон в деле мельника Арнольда, — представляет большую опасность, чем банда разбойников. От последних, по крайней мере, можно защищаться, но никто не в состоянии обезопасить себя от мошенников, прикрывающихся судейской мантией, чтобы тем свободнее удовлетворять свои гнусные страсти. Такие судьи хуже самых отъявленных разбойников и, естественно, заслуживают вдвойне строгого наказания». (Примеч. автора.)

71

Законы франков и германцев оценивали убийство в зависимости от общественного положения жертвы. Раба можно было убить за тридцать турских ливров, а вот за епископа приходилось уплатить четыреста. Жизнь публичной девки стоила меньше всего как из-за ее недостойного ремесла, так и в силу ее общественной бесполезности. (Примеч. автора.)

72

Здесь Заме допускает анахронизм, о чем мы попросту обязаны предупредить наших читателей. Заме мог рассуждать лишь о событиях, происшедших в начале XVIII века, тогда как упомянутый факт (отставка данного человека) относится к периоду между 1778 и 1780 годами. От нас, возможно, потребуют назвать его имя. Но кто его не знает! Если речь пошла о явном злодее, то кто иной, кроме Сартина, может иметься в виду? Именно он виновник гнусной истории, о которой нам рассказал Заме. (Примеч. автора.)

73

Французы, осознайте же до конца эту великую истину! Подумайте о том, что католическая вера крайне смехотворна и нелепа. Да и, кроме того, в силу своей жестокости она приносит немалые выгоды нашим врагам, искусно использующим ее против вас в своих целях. Такую религию не может исповедовать свободный народ. Нет, поклонники пригвожденного к кресту раба никогда не украсят себя добродетелями Брута. (Примеч. автора.)

74

«О вы, прибегающие к наказаниям, — заметил один здравомыслящий автор, — остерегайтесь унижать человеческое достоинство, ввергая людей в отчаяние. Ведь в таком случае, вместо того чтобы сжать могущественную пружину добродетели, вы ее просто сломаете». (Примеч. автора.)

75

Этот необычный закон, очевидно, можно объяснить только чисто физическими причинами. Холостяков принимали за импотентов, так что описанная выше церемония должна была придать им, по-видимому, недостающие силы. Здесь допущена грубая ошибка, ведь импотенцию иной раз не удается излечить при помощи упомянутого энергичного средства, и, кроме того, половое бессилие не является главной причиной холостой жизни. Раз уж некто в силу каких-то своих привычек и вкусов испытывает непреодолимое отвращение к брачным узам, то средства, предназначенные для восстановления потенции, могут лишь усилить его извращенные причуды, но не помогают преодолеть первоначальное отвращение. Значит, лекарство подобрано неправильно. Тем не менее этот пример, почерпнутый из античной истории нравов, — а его можно подкрепить и многими другими свидетельствами, если писать соответствующую ученую диссертацию, — доказывает, что во все времена люди прибегали к упомянутому выше действенному средству, чтобы пробудить свои уснувшие силы. Итак, бичевание, над которым насмехаются и издеваются многочисленные глупцы, составляло часть религиозного культа у народов, в сравнении с этими глупцами гораздо более заслуживающих уважения. «Сегодня уже не является тайной, что душа, выведенная вследствие действительного или воображаемого страдания из состояния безучастности, — говорит Сен-Ламбер, — приходит в движение, приобретает чувствительность ко всему окружающему, начинает получать большее удовольствие от приятных ощущений». Знаменитый Кардано в «Истории своей жизни» рассказывает нам о том, что, когда природа не причиняла ему страданий, он сам делал себе больно: кусал губы, выкручивал пальцы до тех пор, пока не начинал плакать. (Примеч. автора.)

76

Господину Бертену как-то раз задали вопрос, почему в парижской полиции служат по большей части отъявленные негодяи. «Покажите же мне, — отвечал он тогда, — порядочного человека, который бы согласился пойти служить полицейским». Допустим, но порядочный человек мог бы, в свою очередь, тоже задать вопросы.

1. Имеет ли смысл делать из негодяев полицейских, чтобы осуществлять надзор за порядочными гражданами?

2. Кто способен привести убедительные доказательства того, что лишь злодеяния помогают преуспеть в добрых делах?

3. Разве государство и общественная нравственность выигрывают от умножения числа этих мошенников ради крайне небольшого числа исправленных?

4. Не следует ли опасаться, что