Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая - Маркиз де Сад

5. Какую опасность представляют собой те уловки, при помощи которых эти гнусные люди стремятся погубить невинных граждан, якобы пытаясь отделить честных подданных от преступников? А вдруг упомянутые средства послужат совращению невиновных? Тогда все последующие преступления, совершенные по прохождении столь своеобразной школы порока, следует вменить в вину только самим провокаторам. Так дозволено ли подкупать и совращать граждан под предлогом их исправления или наказания?

6. И наконец, не из личной ли корысти инициаторы подобных хитростей убедили короля и общество в необходимости выкидывать миллионы на подкуп сотни тысяч мошенников, которые не заслуживают ничего, кроме виселицы и каторги?

До тех пор пока на мои вопросы не будет дан удовлетворительный ответ, сомнения относительно эффективности французской королевской полиции рассеять никому не удастся. (Примеч. автора.)

77

Теперь мы считаем себя вправе поделиться с читателями кое-какими важными соображениями, которые не приводились нами ранее только потому, что мы не желали прерывать рассказ Сенвиля.

Могут сказать, что счастье, коим наслаждаются жители Тамое, по сути дела, мнимое, ведь они не владеют собственностью и, следовательно, являются самыми настоящими рабами. Данное возражение представляется нам совершенно неосновательным. Тогда рабом, пожалуй, назовут и отца семейства, владеющего переходящим по наследству имуществом, ибо он пользуется земельным участком, который в действительности принадлежит его детям. Рабом обычно называют человека, который зависит от своего господина, владеющего всем. Господин этот дает рабу только то, что едва хватает для поддержания существования. На Тамое же только один господин — государство. Правитель отнюдь не распоряжается там собственностью граждан, но служит интересам и подчиняется государству, которому принадлежат все богатства острова.

«Но гражданин государства Тамое, — продолжают нам возражать, — не может ни продать свое имущество, ни заложить его».

А разве он испытывает такую необходимость? Вещи продаются или отдаются под залог ради того, чтобы добыть средства к жизни или совершить обмен. Но эти операции, как уже было нами доказано, осуществлять на Тамое нет никакого смысла. И кто же из островитян будет страдать от этого? Не иметь возможности совершать бесполезные поступки еще не значит быть рабом. Мы становимся рабами только тогда, когда не можем сделать что-нибудь приятное или полезное. Островитянам не надо ничего продавать или покупать: у них и так есть все необходимое для счастливой жизни. Чего же более?

«Но островитяне не вправе ничего передать в наследство своим детям».

Государство обеспечило им достойное существование, все владеют одинаковым имуществом. Какой смысл заботиться о наследстве? На долю супругов тем самым выпал блаженный удел, ведь они совершенно уверены в благополучии своих детей, которые никогда не приносят им хлопот и не надеются обогатиться в результате смерти своих родителей. Нет, народ этот отнюдь не является рабом. Он самый счастливый, самый богатый и самый свободный на земле, ибо всегда уверен, что получит равные средства к существованию, чего не встретишь ни в каком другом государстве. Следовательно, он самый счастливый народ земли. Скорее следовало бы сказать, что государство, чтобы обеспечить своим подданным наибольшую свободу, отдало себя в добровольное рабство. В данном случае мы имеем дело с наилучшим образцом государственного устройства, какой только можно себе представить. (Примеч. автора.)

78

Один квадрупль равняется примерно 84 французским ливрам. Пистоль приравнивается 21 ливру. Дублон стоит два пистоля, а квадрупль — четыре. (Примеч. автора.)

79

Дурацкий наряд этого театрального персонажа является своеобразной униформой для слуг инквизиции. (Примеч. автора.)

80

Иннокентий III, желая дать инквизиции важные преимущества, одарил привилегиями и индульгенциями тех, кто сумеет оказать трибуналу действенную помощь, показать на еретиков или привести приговор в исполнение. Легко догадаться, что после такого мудрого папского постановления численность рядов инквизиции заметно возросла. Гнусных доносчиков, кстати говоря, называют «родственниками», как будто они являются членами семьи инквизитора. Знатные вельможи, рассчитывая на то, что сотрудничество с инквизицией поможет им безнаказанно совершать любые преступления, тотчас же устремились на столь благородную службу. «Родственников» можно встретить не только среди инквизиторов, ибо Испания не единственная страна, где продажная администрация позволяет половине граждан страны превратиться в негодяев, чтобы без всякой пользы обществу издеваться над людьми порядочными. (Примеч. автора.)

81

Одновременное обвинение в занятиях алхимией и чародейством не должно никого удивлять, ведь в наш век имел место знаменитый процесс священника Бленака. В 1712 или, может быть, в 1715 году этот несчастный человек был обвинен парламентом Тулузы в сношениях с дьяволом. Вследствие такого подозрения он был раздет, невзирая на общественные приличия, прямо в присутствии судей, хотевших посмотреть, не остались ли на теле у священника следы общения с сатаной. Когда там обнаружили множество родинок, никто более не сомневался в правоте вынесенного приговора. Каждую из этих родинок прижигали огнем и кололи иглой, чтобы по гримасам боли отличить творение дьявола от игры природы. Такие вот духовные наставники и выпестовали убийц Каласа и де Ла Барра. (Примеч. автора.)

82

Карл Пятый. (Примеч. автора.)

83

Граф Оливарес; в лучшие годы у него насчитывалось более четырех тысяч друзей и прислужников, но когда ему приказали предстать перед мрачным трибуналом инквизиции, никто из них не решился прийти ему на помощь. (Примеч. автора.)

84

Нидерланды и т. п. (Примеч. автора.)

85

Главное правило данного трибунала гласит: «Скорее мы отправим тебя на костер как преступника, лишь бы люди не подумали, что мы можем задержать невинного человека». (Примеч. автора.)

86

Речь здесь идет о некоем прежнем министре, которого с полным на то основанием можно и должно упрекать в том, что он всегда прислушивался к нелепым подозрениям и сомнительным слухам, а также поощрял тайные доносы. Именно так и действуют инквизиторы. Лучше ошибиться, хорошо подумать о человеке недостойном, нежели заведомо ложно обвинять честного гражданина. В первом случае, когда негодяй принимается за человека порядочного, мы не совершаем преступления, зато во втором, заподозрив достойного гражданина в какой-нибудь гнусности, мы ведем себя крайне несправедливо. Святой Августин говорил, что при отсутствии доказательств злодеяния обвиняемого необходимо оправдать, а для того чтобы вынести обвинительное заключение, требуются неопровержимые доказательства. (Примеч. автора.)

87

Наши судьи совершают множество ошибок со смертельными последствиями из-за омерзительной привычки видеть в каждом подозреваемом преступника, хотя обвинение может объясняться тысячью