Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

— Неблагодарные скоты! Они еще недовольны своей жизнью! — Мэри помахала рукой Дэвиду. — Бай-бай![195]

Дэвид, не останавливаясь, шел вперед.

Высокий мужчина и девушка стояли на террасе, провожая глазами рыбаков. И только после того, как они скрылись из виду, Пиллей вошел в комнату, сдернул со стены винтовку и любовно погладил ее ствол. Мэри осталась одна…

Анейкоттей — небольшая деревушка, потонувшая в зелени, настоящий весенний сад. Она приютилась в окрестностях Джафны, между таможней и Слоновьей гаванью.

Сельвандам — самый богатый и влиятельный из двух сотен ее жителей. В свое время он окончил шесть классов английской школы и первый из всех поступил на государственную службу: прежде на образование смотрели не так строго, как сейчас. Слово его было законом; никто ему не возражал.

Сельвандам Пиллей прибрал к рукам всю деревню. Ни одно дело — будь то ссуда под проценты или покупка земли — не совершалось без его ведома. И многие в простоте душевной верили, что такая власть принадлежит ему по праву.

В тридцать пять лет Сельвандаму пришлось уйти со службы. Он получил большое наследство, собранное многими поколениями предков. С помощью богатства, а также благодаря знатности своего рода он остался маленьким царьком.

Пиллей основал несколько кустарных мастерских; для работы на них он отобрал самых дюжих мужчин.

В этих краях, где живут простые рыбаки, некому даже было позавидовать его могуществу — так высоко он стоял. И некому было спросить: почему плоды труда стольких людей достаются одному.

«В обществе немых и заика — председатель», — гласит поговорка. Какое может быть сравнение между истощенными от голода деревенскими девушками, которые давно забыли, что такое веселье, и единственной дочерью Сельвандама Пиллея — его любимицей Мэри! Среди них она кажется красавицей. А ведь у нее впалые щеки, прямые и жесткие волосы, удлиненный нос. Единственное ее украшение — синие, как небо, глаза. Жертвой этих глаз, способных изъясняться на всех языках мира, и пал Дэвид.

Разделенные пробором волнистые волосы, орлиный нос, лоб в мелких морщинах, усики, большие глаза, осененные изогнутыми, точно крис[196], ресницами, — таков облик Дэвида, дальнего родственника Сельвандама Пиллея.

Семья Дэвида сводит концы с концами только благодаря подачкам Пиллея.

Юноша проучился в английской школе до восьмого класса. На этом ему пришлось закончить свое образование: надо было подумать о сестрах. Дэвид искал работу, но тщетно.

Его родители всячески заискивали перед богатым покровителем в надежде, что тот даст их дочерям приданое…

О, ночи с их блаженными снами! Бесконечная вереница счастливых мыслей! Жаркий пыл юности.

Дэвид жил в доме Сельвандама Пиллея. Они с Мэри были почти неразлучны. Их все сильней и сильней влекло друг к другу. Взгляд жадно искал взгляд. И вот уже они плыли по глубокой реке, чье имя Любовь.

Можно ли поручиться, что лед не растает в руке? Молодость — это воск, питающий пламя любви. Разве Дэвид и Мэри — исключение из общего правила?!

Их тайну знала вся деревня. Один Сельвандам ничего не подозревал.

— А что будет, если твой отец проведает, Мэри?..

— Ну и пусть.

— Тогда пропала моя голова.

— Сперва моя.

— Все говорят о нас.

— Какое нам дело до всякого сброда?

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

— Мэри не нужен мир. Ей нужен только Дэвид. Он для нее все!

— И так будет всегда?

— Всегда, Дэвид. Мэри — крокодил: она не отдаст своей добычи.

Дэвид свято верил обещанию, данному в преддверии счастья. Он был горд любовью девушки и считал себя счастливейшим из смертных.

С нового года Сельвандама Пиллея стали называть «господин староста».

Жители деревни очень обрадовались, когда узнали, что делами будет заправлять «свой человек», тамил. В храме совершилось приношение риса: были накормлены нищие. «Сельвандам Пиллей — богач; на свои деньги он может сделать много добра», — рассуждали сельчане.

Шесть дней в неделю анейкоттейцы ловят рыбу, седьмой день посвящают молитвам. Этот старинный порядок разнообразится только религиозными праздниками; рыбаки разыгрывают пьесы на мифологические сюжеты: все они очень любят искусство.

Правление Сельвандама Пиллея принесло этим простым, по-детски доверчивым людям беду, о которой они и думать не думали.

На берегу моря, овеваемый ветрами, стоит дом — приют для странников. Возле объявления, висящего на стене, собралась толпа рыбаков. Они только что вернулись с моря и стояли мокрые, продрогшие. Кто-то читал:

«С тридцатого числа сего месяца вводится новый налог на рыбу в размере десяти садамов[197] с корзины. Лица, уклоняющиеся от уплаты данного налога, будут привлечены к судебной ответственности!»

Последние слова прозвучали с особым ударением.

Воцарилась тишина, нарушавшаяся лишь плеском волн. Все растерянно переглядывались. Соломон обычно вылавливал по четыре корзины. Он подсчитал вслух:

— Сорок садамов!

Суровые лица рыбаков освещали лучи восходящего солнца.

— Неужели среди нас нет ни одного мужчины? — загремел Соломон. Его сросшиеся у переносицы брови гневно подрагивали.

К толпе приближался Дэвид.

— Спросим родственника Сельвандама Пиллея, что все это значит, — предложила какая-то женщина.

Рыбаки окружили юношу, засыпали вопросами. Дряхлый Гаспар дружелюбно похлопал его по спине.

Вечерний сумрак медленно таял: всходила луна. До полнолуния оставался всего один день. В небесах — растущий, в душе Дэвида — убывающий месяц.

Юноша сидел на холме, ожидая Мэри. Он никак не мог забыть утренней сцены: взволнованные рыбаки, толпящиеся вокруг объявления!

Ветер то дул, то стихал. И в душе Дэвида бурные порывы отчаянья сменялись затишьем.

Как быть? Его святой долг — помочь этим изможденным, похожим на скелеты людям. Но тогда придется отказаться от Мэри, от ее синих глаз, от сияющей улыбки.

Наконец выбор сделан.

Захрустел песок.

— Мэри!

Девушка опустилась рядом с ним.

— Могу я задать тебе вопрос?

— Конечно.

— Ты правда никогда меня не забудешь?

— Опять двадцать пять. Сколько раз можно говорить одно и то же! Мэри — крокодил, добычи не отдаст.

— Твой отец поступает дурно.

— Он что-нибудь узнал?

— Я не о том. Он ввел новый налог на бедняков.

— Какое тебе дело до этого?

— Мэри, они бедняки, и я бедняк.

— Ты бедняк? Не шути. Ты ведь родственник Сельвандама Пиллея. — Мэри обвила его шею рукой, ласково потрепала по щеке.

Дэвид молча смотрел на небо, где неподвижно застыли белые, точно хлопковые, облака.

Наконец взволнованно заговорил:

— Твой отец поступает неправильно!.. Сорок садамов в день на одного человека… Мэри, я не могу оставаться с тобой. Я должен уйти к тем, кто нищ и гол…

— Дэвид, — раздраженно перебила его девушка, —