Любовь Онегина к бабушке Кларе - Мири Литвак

Но всё-таки, в большинстве случаев, папа предпочитает старые неглаженые и потрёпанные брюки с распустившейся кромкой снизу и выцветшие футболки. У папы вырабатывается привязанность к старой одежде, так мама говорит, и он не любит её менять. Он всегда хочет, чтобы мама постирала ему рубашку сейчас же вечером, чтобы назавтра он мог снова её надеть. А мама объясняет ему снова и снова, что у неё ещё не накопилось достаточно светлого белья для стирки и что надо подождать. «Кроме того, пока высохнет, и глажка потом…» – поясняет она. Но папа очень сердится. Его любимая рубашка ему необходима сейчас же!

В пятницу мне первому досталась новая куртка: магазин детской и подростковой одежды был на углу улицы Ха-алия. Куртка была глубокого сине-серого цвета на тёплой подкладке, и от неё хорошо пахло. Она была с капюшоном, как мне хотелось, отороченным алым бархатистым материалом. Куртка была длинной, ниже попы, в отличие от старой, которая доходит мне только до пояса.

Магазины мужской одежды заполняли улицу Ха-алия с обеих сторон. «На Бар-Мицвы, на свадьбы, – бросил папа, когда мы снова вышли на улицу с новой курткой в руках, и уныло добавил: – …И для певцов Востока».

«Ты не обязан брать их узконосые туфли и рубашку с блёстками», – мама хотела, чтобы папа свыкся с мыслью, что новая одежда ему всё равно нужна.

«Мне нужен пиджак не совсем светлый, но и не тёмный», – обратился папа к продавщице с жёлтыми волосами, которые стояли у неё на голове прямо, будто были сделаны из чего-то твёрдого. Продавщица стояла в дверях магазина и курила сигарету. Её ногти тоже были с блёстками, как рубашки на витрине магазина.

«Не совсем светлый, но и не тёмный?» – недоверчиво переспросила продавщица.

Мама с папой подошли к вешалке пиджаков, а я стал наблюдать за происходящим вокруг. Помещение магазина было очень нарядным, будто в нём самом отмечают торжества, а не только продают одежду для них. Рубашки покоились в полной гармонии красок и форм на полочках, изготовленных из какого-то прозрачного материала с округлой кромкой. Пол был из лакированных деревянных планок красноватого цвета, так что ноги скользили по нему легко и незаметно.

У стойки продавца стоял парень, худой – он казался длинным – и небритый. Его джинсы были совершенно рваными на коленках. Чёрный пиджак с белыми тоненькими полосками, похожими на прошитые ниточки, лежал на прилавке. Рукава пиджака беспомощно свисали, как конечности бездыханной кошки. Парень и хозяин, стоявший за прилавком, спорили о цене.

«Нет, ты должен пойти мне навстречу…» – говорил парень. Он колебался и беспокойно крутил головой, будто ему жмёт воротник.

«Поверь мне, он доставит тебе море удовольствия! – провозгласил хозяин магазина с убеждением. – Ни у кого другого не найдётся продукции такого качества!» Он придвинулся лицом к лицу парня, будто намереваясь оказать на него давление своим дыханием.

Я удивился, зачем такому неряхе понадобилась такая изысканная одежда.

Долговязый парень некоторое время молчал, а потом достал из кармана джинсов толстую пачку купюр. Ловким движением пальцев он отсчитал деньги и подал хозяину. Округлым жестом, как фокусник в цирке, хозяин спрятал деньги в ящик прилавка. Он похлопал парня по плечу, будто хотел подбодрить его или придать ему сил, тогда как желтоволосая продавщица тихо и незаметно зашла за прилавок, осторожно сложила новый пиджак, вкладывая между складками листы тонкой шуршащей бумаги, и подала парню огромный пакет. «Ну как вам?» – без передышки обратилась она к папе, на котором был надет светлый кремовый пиджак. Её голос звучал так, будто он должен был преодолеть значительные препятствия, чтобы вырваться из гортани.

На ткани пиджака тоже были видны нитяные крестики, как на папиных полотнах для выставки. Но в этом облачении папа выглядел шире и выше, чем он был на самом деле.

«Цвет подходит… – сказал папа. – А вот оттенок… мне необходимо нечто нейтральное, не светлое и не тёмное».

«Не светлое и не тёмное?» – переспросила продавщица. Она поднесла свои граблеобразные ногти к сильно прищуренным глазам, которые превратились сейчас в тоненькие щёлочки.

«И дорого очень…» – тихо произнесла мама будто про себя, но её слова были предназначены для папы.

В следующем магазине мы застали двух продавцов во время завтрака. Они ели что-то липкое, вроде восточных сладостей, разложив это на пергаментной бумаге на прилавке. Оба тут же вскочили нам навстречу, торопливо обтирая губы руками. Мама остановилась почти в дверях, продолжала стоять и смотреть на них с подозрением. Продавец помоложе, заметив её взгляд, поднял обе руки вверх как солдат, который сдаётся в плен, и сказал: «Не волнуйтесь, женщина. Видите? Ничего нет». Мама смолчала, но я уже понял, что в этом магазине мы не купим ничего.

«На вернисаж? За границу? – воскликнул второй продавец, постарше, который был совершенно лысым. – Нет, как же, брюки обязательно светлые!» Он протянул папе костюм из блестящей ткани.

«А чего выставляете? Выставка-то какая?» – спросил молодой, стараясь изобразить интерес.

Папа не произнёс ни слова. Он только водил головой, как Ольга, когда пища, которую ей дают, оказывается испорченной. Его подбородок шёл кругами по диагонали вверх.

В конце концов, мы вернулись к началу улицы. Папа выбрал серый в мелкую белую клеточку пиджак. В нем он казался стройнее. Он скрывал его небольшой животик, который стал немного выдаваться в последнее время.

«Покороче! Покороче!» – повелительно обращалась мама к продавцу, который, сидя на корточках, отмечал, докуда нужно укоротить папины брюки. Она развалилась на стуле у входа, не находя в себе сил встать. «И не так дорого», – устало добавила она.

Папа стоял перед зеркалом и изо всех сил старался увидеть свою спину. «Ну что, Бобик? Нормально? Как ты считаешь? Правда, нормально?» – повторял он. Он сомневался.

«Сейчас обедать!» – сказал я.

Папин пиджак положили в большой полупрозрачный конверт на вешалке, будто он сам тоже надел пиджак.

«Я подойду забрать всё вместе, когда будет готово», – сказала мама, и мы двинулись по направлению к ресторану.

15. Утешительная премия

Когда мы вышли из магазина мужской одежды, улица сверкала и улыбалась. Солнце ярко светило.

«И зачем только мы купили зимнюю куртку? Никакой зимы нет!» – воскликнул я, и снова у меня было такое чувство, что мама с папой обвели меня вокруг пальца. «Дедушка говорит, что это неправда, что Франкфурт – неинтересный город», – добавил я.

«Дедушка говорит…» – еле слышно повторила мама. Она не решалась