Любовь Онегина к бабушке Кларе - Мири Литвак

Вермеером, прекрасное, обворожительное свидание, которого он ждал так давно. Печальный конец постигает там беднягу Самсона, тогда как Далила спешит покинуть поле победы. Беспечные танцовщицы Дега машут дедушке рукой в фигуре воздушного танца в тонах пастели, в то время как географ Вермеера не обращает на него никакого внимания, поглощённый своими измерениями в галактике.

«Для тебя, как художника, это имеет большое значение», – заключает дедушка и вдруг умолкает, воодушевлённый великими полотнами, которые открываются его взору. Мы попиваем чай и наслаждаемся шоколадом, который бабушка Клара оставила для нас в шкафу. «Это принесёт тебе вдохновение!» – добавляет дедушка, любовно смягчая голос.

Папа чуть кивает, и Онегин присоединяется к нам, как только понимает, что есть шоколад.

17. Голос старого фикуса

Когда я проснулся, солнце уже вошло в комнату и приветствовало меня с добрым утром. Ольга, тёпленькая и мягкая, спала у меня под боком, сопя и время от времени похрапывая. Тут я вспомнил, что ночью просыпался. Было прохладно, и я пожалел, что не попросил у мамы достать мне тёплое одеяло с антресоли. В окне стояла темнота, густая и вязкая, как краска, которой покрывают скамейки на бульваре, и все вокруг было тихо. Я слышал, как веет ветер, будто ласково гладит меня, лёгкий и прохладный. Наш развесистый фикус у окна тяжело шевелил ветками, будто звал меня к себе поближе, желая что-то рассказать мне.

Я лежал с открытыми глазами и вслушивался в темноту. Мне казалось, что я слышу ещё что-то. Это был звук, похожий на звериное рычание, тихое, жалобное, затаённое. Было в нём, однако, что-то угрожающее. Отчётливо представлялось, что это большое, сильное и незнакомое животное. Голос вырывался, будто в процессе борьбы с какой-то другой силой, и мне было непонятно, что это за голос, откуда он взялся. Как такой большой зверь мог проникнуть в нашу квартиру без того, чтобы кто-нибудь его заметил?

Я натянул одеяло до подбородка, застыл и вслушивался, будто бы если я очень сосредоточусь, то смогу что-то понять. Может быть, этот голос доносится извне, подумал я. Но нет, голос был каким-то сдавленным, может быть, поэтому мне казалось, что он доносится из закрытого помещения. Он затихал на минуту, а потом возобновлялся с возрастающей силой.

Я не смог удержаться. Я встал с постели, взял мою маленькую настольную лампочку, которая даёт такой мягкий свет, и вышел в коридор. Голос доносился из спальни родителей, но, когда я подошёл ближе к двери, он стал стихать, а потом совсем замолк. Подождав немного, я собрался идти обратно в свою комнату, но в этот момент дверь приоткрылась, образовав длинную полосу света.

«Что такое, Бобик?» – это был папа.

Я хотел сказать ему, что голос какого-то зверя разбудил меня, но подумал, что папа мне не поверит и скажет, что это мне приснилось или показалось, и посмеётся надо мной.

«Ничего, – соврал я, – я только пошёл на кухню попить воды». Я никогда не встаю ночью попить воды, но почему-то папу это не удивило.

«Ты плохо себя чувствуешь? – спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: – Я тебе принесу».

Я не понял, отчего папа так любезен со мной, но он сказал это как-то неуклюже. Было ясно, что он торопится от меня отделаться. Сквозь полоску света в дверной щели я видел только часть его фигуры, в длину. Она белела, светилась и слепила мне глаза. Вдруг я сообразил, что папа стоит в дверях совсем голый, поэтому он не выходит ко мне в коридор.

Я не стал с ним спорить, но краем глаза увидел, что световое пятно растёт, дверь приоткрылась чуть шире, и я сначала не понял, что это была мама. Она стояла за его спиной, и папа сделал быстрый жест, стараясь дать ей что-то понять. Он думал, что я не замечу, но я заметил, только я не понял, что всё это означает. Оба они белели и светились, как огромные белые скульптуры, которые мы видели, когда были в музее в Греции.

Через несколько минут папа пришёл ко мне в комнату. Он был в плавках и в простой белой футболке. Я обратил внимание на его ноги – длинные, статные, как белокаменные колонны, не похожие на кривые ноги мужчин, которые видишь на улице. «Жаль, что папа никогда не носит шорт, – подумал я, чувствуя, что засыпаю, – у него ноги гораздо красивее ног большинства мужчин, которые обычно напоминают высохшие корни древнего фикуса».

Свет проникал из коридора, и фонари соседского двора тоже заглядывали прямо в окно, освещая комнату молочным светом. Папа наклонился надо мной, и я почувствовал запах чего-то прохладного и влажного, будто мокрый болотный дух проник в нашу квартиру, и снова я подумал о ветвях фикуса за окном.

Перед тем как окончательно заснуть, я попил из чашки, которую папа мне протянул. Вода была особенно вкусной.

18. Несерьёзное занятие

Мама с папой уехали во Франкфурт, и я остался у дедушки с бабушкой. Когда я у них, бабушка Клара берёт меня с собой к своей подруге Наталии. Она ходит к ней, чтобы взять у неё книги почитать.

«Но зачем? – не понимаю я, – что тебе, своих не хватает?»

Однако бабушка объясняет мне, что у Наталии книги – другие. Дедушка не держит таких в своей библиотеке. «Наталия… Наталия… – это человек особенный», – добавляет она, прищурившись и самодовольно улыбаясь, как Ольга, когда я даю ей вылизать мой стаканчик от мороженого. Бабушка на что-то намекает, я уже догадываюсь: она не хочет насмехаться в открытую над своей подругой Наталией и говорить о ней плохо.

Для того чтобы взять у Наталии книги почитать, бабушка обязательно должна пойти к ней сама и разыскать их в её шкафах. Потому что в Натальиной квартире царит такой беспорядок, что сам чёрт ногу сломит, так бабушка говорит, и сама Наталия не может там ничего найти.

Во всех комнатах Натальиной квартиры встроены стенные шкафы, и когда открываешь дверцу, из них беспорядочно вываливаются вещи. Её квартира загромождена разной мебелью, частями от электроприборов и всякими другими предметами, такими старыми и обросшими пылью, что трудно сказать, для чего они служили в своём дальнем прошлом. Тяжёлый деревянный мольберт прислонён к стене в коридоре и перекрывает проход. Под письменным столом Наталии, на месте для ног, стоит старый громоздкий экран компьютера. Сидя за столом, Наталия поджимает ноги сбоку, кособочась, – это очень неудобно и искривляет всю её фигуру, – но выкинуть экран она ни