Повести монгольских писателей. Том второй - Пурэвийн Хорло

с дочерьми и Шагдар, позвякивая ведрами, уходили в лес за грибами и ягодами. Хозяин и Ванька оставались в палатке. Ванька варил варенье, нанизывал на нитки грибы для просушки. Хозяин несколько раз в день кликал Ваньку, и тот каждый раз спешил к нему с бутылкой и стаканом. Занятый круглый год торговыми делами, Кузнецов позволял себе в эти дни отдохнуть: пил водку, бесцельно слонялся вокруг палаток, мурлыча песни, или валялся в постели.

Так промелькнуло несколько дней. Как-то утром, когда снова раздался крик: «Ванька!» — тот поспешил в палатку уже не с бутылкой, как обычно, а с ковшиком. Послышались проклятия хозяина, и из палатки вылетел ковшик, а за ним и Ванька. Между супругами разгорелась перепалка. Затем ссора утихла и раздался голос хозяйки:

— Ванька, принеси снова!

Ванька, подняв ковш, лежавший возле куста, наполнил его каким-то соком, приготовленным еще в городе, и поспешил на зов хозяйки. На этот раз все обошлось, и он спокойно вышел из палатки.

Шагдар в первый раз приехал сюда с хозяевами и толком не понял, что к чему. Однако он уразумел, что гнев хозяина прошел, и решил попробовать незнакомый напиток. И сразу же стал отплевываться! Во рту было нестерпимо солоно. Глядя на морщившегося Шагдара, Ванька расхохотался:

— Да ведь это рассол… Его пьют с похмелья!

Шагдару было невдомек, что раз хозяину вместо водки дают рассол, значит, семья собирается в город. Хозяйка теперь оставалась с мужем, и по ягоды девушки шли одни. Хозяйка хлопотала около мужа, поила рассолом и старалась ублажить чем-нибудь повкуснее. Через день-два обросший, с потухшим взглядом обычно живых глаз хозяин отдавал приказ грузить на одну повозку тяжелые мешки, кастрюли, подушки, на другую — палатки и постели, и все трогались в путь.

Так случилось и в нынешнем году.

Утром жена оставила купца без хмельного и не отходила от него ни на шаг. В этот день все отдыхали и собрались выпить чаю в маленькой палатке.

Русские наслаждались чаем с вареньем, хвалили его вкус, особенный на свежем воздухе, в прохладное осеннее утро. Шагдар же не мог привыкнуть к приторному напитку с ягодами, отбивавшими полынный аромат чая. Он мечтал о чашечке крепкого, густого чая с молоком, сдобренного топленым маслом.

Чай пили все вместе. Во главе стола сидела хозяйка, по обе ее стороны дочери, рядом с младшей, Катей, — Шагдар, возле старшей — Ванька.

Обе девушки были в одинаковых пестрых сарафанах и белых кофточках, но никто бы не догадался, что они родные сестры. Старшая, Лена, была вылитый отец. Приземистая, с низким лбом и хитрыми цыганскими глазами, курносая, короткопалая, со спутанными кудряшками.

Младшая походила на мать. Стройная, рослая, с большими синими глазами и чистым лицом. Двигалась она легко, будто скользила по земле.

Чай, глоток за глотком, согревал Шагдара. Необъяснимым теплом веяло и от сидевшей рядом девушки. За чаепитием обсуждали предстоящий отъезд.

— Придется как-то продержать этого окаянного без водки и завтра же сниматься отсюда, — заключила хозяйка и приказала Ваньке нажарить на обед грибов.

— Хозяин не любит жареных грибов, — заметил Ванька.

Хозяйка усмехнулась:

— Сегодня ему не до еды будет. Приготовим на свой вкус. А ему пожарим рыбы, если Шагдар с Катей чего-нибудь наловят…

После чая Шагдар и Катя собрались на рыбалку. Ручеек, сбегая с горы, сливался в начале пади с речкой Сельбой. Катя каждый год перед отъездом ловила там рыбу, и ее жарили на обед.

— Лена, ты не пойдешь с нами? — спросила Катя.

— Нет, полежу отдохну… Да и не хочу мешать вам с Хар-батором! — насмешливо ответила сестра.

Когда Шагдар поступил на работу, купец Гужинцо, узнав, что он был солдатом, стал называть его Хар-батором, то есть Черным богатырем. Постепенно это прозвище прижилось среди домочадцев и служащих купца. Сначала слово «хар» резало Шагдару слух, зато «батор» льстило его самолюбию. В конце концов Шагдар привык к прозвищу и иногда даже не откликался на свое настоящее имя.

Когда Катя с Шагдаром вышли из палатки с удочками в руках, к ним подбежал резвившийся на берегу ручья жеребенок, положил морду Кате на плечо и шаловливо взбрыкнул. Потом он принялся обнюхивать ведерко в руках Кати. Девушка, покачивая ведром, ласково говорила, мешая русские и монгольские слова:

— Да нет тут ничего, байхгуй… понимаешь, нет?

Жеребенок понурил голову и поплелся вслед за молодыми людьми.

Остановившись в тени одинокого дерева, росшего на берегу речки, Катя насадила на крючок червяка, забросила леску и протянула удочку Шагдару:

— Держи, Хар-батор, подсекай, как только запляшет поплавок.

А сама пустилась бегать с жеребенком наперегонки.

Шагдар старательно глядел на поплавок. Ему показалось, что тот запрыгал, и Шагдар резко выдернул удилище из воды, но не рассчитал, и оно, ударившись позади о землю, переломилось.

Подбежала Катя.

— Что ты наделал!

— Подумаешь, — небрежно кинул в ответ Шагдар. — Таких сколько угодно срезать можно.

— Это — любимое удилище отца! Придется сказать, что я его сломала, не то…

— Спасибо, Катя. Но тебе тоже попадет.

— Все же не так, как тебе. Да ладно, хватит об этом. Разве здесь поймаешь рыбу? Посидим немного и пойдем обратно, — сказала девушка и, подойдя к дереву, опустилась под ним на землю.

— Зачем же мы пошли сюда, если здесь не бывает рыбы?

Катя ничего не ответила. Покусывая сорванную травинку, она легла, устремив взгляд в небо, но время от времени посматривая в сторону Шагдара. Глаза у нее были такие синие, будто впитали в себя всю синеву неба! Встречаясь с ними взглядом, Шагдар всякий раз смущался и радовался.

— Ты хорошая! — неожиданно для себя сказал парень.

— Чем же?

— Всем!

— Таких людей нет на свете. У меня наверняка найдутся недостатки.

— У тебя только один недостаток…

— Какой?

— Ты не любишь меня.

— Странный ты! Ведь я сказала, что люблю. Мало того, поверила твоим словам и готова бросить ради тебя мать, отца, отказаться от своей веры и обычаев.

— А зачем ты стояла с тем усатым?

Молодые люди укрывались в тени деревьев, но в безветренный день процеженные сквозь неподвижные ветви лучи солнца припекали их даже там.

— Пойми, что я люблю тебя. С кем бы я ни встречалась, ты не должен беспокоиться.

— Легко сказать!

— Да, это так. А тот усатый… Придет время, и я открою тебе всю правду…

Девушка, приподнявшись, обняла Шагдара.

— Зря ты беспокоишься… Нам нужно думать друг о друге. Рано или поздно придется принять решение. Что тогда?

Это был самый сложный для Шагдара вопрос. Действительно, что тогда? Шагдар не раз думал об этом. Иногда ему казалось: все обойдется. Он готов был