Бэзил и Джозефина - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

после приезда, они с Рипли Бакнером отправились к Имоджен Биссел; у той собиралась компания. Когда они шли по дорожке к веранде дома, Маргарет и две ее подруги сбились в кучку, лихорадочно зашептались и с нечленораздельными криками стали носиться по саду; эту необъяснимую выходку остановило только прибытие Глэдис ван Шеллингер, которую мать с нежностью и помпой доставила в лимузине.

Все они успели отвыкнуть друг от друга. Те, кто учился в Новой Англии, ощущали некоторое превосходство, которое, впрочем, полностью уравновешивалось тем обстоятельством, что они, как ни прискорбно, упустили из виду романтические истории, ссоры, авантюры и приступы ревности, случившиеся в их отсутствие.

Поев, как водится, мороженого ровно в девять вечера, они расселись на теплых каменных ступенях, втайне теряясь между детским поддразниванием и юношеским флиртом. Еще в прошлом году мальчики гоняли бы по двору на велосипедах; сейчас они выжидали.

Все, от самых невзрачных девушек до самых застенчивых юношей, знали, что будет дальше; они уже начали переносить на других романтику летних вечеров, глубоко и сладостно бередившую их чувства. Прерывистое многоголосие их болтовни резало слух миссис Биссел, которая читала подле распахнутого окна.

– Нет, осторожней. Сломаешь. Бэзил!

– Рипли-и-и!

– Уже сломал!

Хохот.

– …И Лунный залив / Растревожили голоса…

– А ты видел…

– Конни, прекрати… хватит! Щекотно. Ну берегись!

Смех.

– Махнем завтра на озеро?

– Я в пятницу.

– Элвуд объявился.

– В самом деле?

– «…Сердце разбила мне…»

– Сейчас получишь!

– Сам получишь!

Под пение Джо Гормана Бэзил устроился рядом с Рипли на балюстраде. Сам он всю жизнь переживал, что не способен петь так, «чтобы у людей не вяли уши», и теперь вдруг зауважал Джо Гормана, перенеся на его личность волнующую чистоту звуков, уверенно прорезавших темный воздух.

– Ну берегись!

Они вызвали в памяти у Бэзила другой, более захватывающий вечер и совсем других девушек – далеких и чарующих. К его сожалению, голос умолк и в деловитой тишине начались перемещения: назревала извечная игра «на откровенность».

– Какой твой любимый цвет, Билл?

– Зеленый, – подсказывают рядом.

– Ш-ш-ш! Пускай сам скажет!

Билл выдавливает:

– Синий.

– Любимое женское имя?

– Мэри, – отвечает Билл.

– Мэри Хаупт! Билл втюрился в Мэри Хаупт!

Эта косенькая девушка была пресловутым воплощением непривлекательности.

– Кого бы тебе хотелось поцеловать?

– Маму.

– Нет, так не пойдет: какую девочку?

В темноте повисла пауза, которую пронзил смешок.

– Никакую.

– Так нечестно. Ты вылетаешь! Маргарет, твоя очередь.

– Только по-честному, Маргарет.

Она отвечала по-честному, и в следующий миг Бэзил с изумлением уставился вниз со своего наблюдательного пункта: он услышал, что нравится ей больше всех.

– Да-а-а уж! – скептически воскликнул он. – Да-а-а! А Хьюберт Блэр как же?

Они с Рипли Бакнером возобновили привычную толкотню локтями – и вскоре оба свалились с перил. Теперь под пыткой игры оказалось тщательно оберегаемое сердце Глэдис ван Шеллингер.

– Какой твой любимый вид спорта?

– Крокет.

Это признание было встречено легкими ухмылками.

– Самый симпатичный мальчик?

– Тэрстон Колер.

Разочарованный шепоток.

– Откуда такой?

– Из Новой Англии.

Она явно увиливала.

– А здесь кто тебе больше всех нравится?

Глэдис заколебалась.

– Бэзил, – в конце концов решилась она.

Лица, воздетые к балюстраде, вмиг лишились изрядной доли лукавства и смешливости. Бэзил отделался своим «Да-а-а уж! Конечно! Да-а-а уж!». Но его согревало приятное чувство одобрения – уже знакомое удовольствие.

Место Глэдис заняла Имоджен Биссел, миниатюрная красавица-брюнетка, которая в их компании пользовалась самым большим успехом. Инквизиторам надоело выяснять гастрономические предпочтения – первый же вопрос попал прямо в точку:

– Имоджен, ты целовалась с мальчиками?

– Нет. – Общий возглас изумленного недоверия. – Не целовалась! – с негодованием подтвердила она.

– А тебя кто-нибудь целовал?

Зардевшись, но сохраняя самообладание, она кивнула и добавила:

– Я ничего не могла поделать.

– И кто это был?

– Не скажу.

– Ага! Хьюберт Блэр, не иначе!

– Какую ты выбираешь книгу, Имоджен?

– «Беверли из Гростарка»[15].

– А какую девочку?

– Пэшн Джонсон.

– Кто такая?

– Ну, из школы.

К счастью, миссис Биссел уже отошла от окна.

– А какого мальчика?

Имоджен ответила недрогнувшим голосом:

– Бэзила Ли.

Тут уже последовало уважительное молчание. Бэзил не удивился – нас никогда не удивляет собственная популярность, – но он отдавал себе отчет, что эти признания исходят не от тех умопомрачительных девушек, каких воображаешь себе по книжкам и мимолетным встречам, не от тех, чьи голоса на мгновение послышались ему в песне Джо Гормана. И когда в скором времени из дома послышался первый родительский звонок, и девочки с птичьим щебетом дружно втиснулись в лимузин Глэдис ван Шеллингер, Бэзил остался в тени, чтобы никто не сказал, будто он лезет вперед. А потом он – видимо, подталкиваемый смутной надеждой, что можно научиться петь, как Джо Горман, если с ним закорешиться, – подошел к нему и позвал в «Ламберт» выпить содовой.

Джо Горман, рослый парень с непроницаемой белобровой физиономией, совсем недавно вошел в их «компашку». Бэзила он на дух не выносил, считая, что тот «заедался» перед ним в прошлом году, однако, восприимчивый к полезным сведениям, он поразился такому успеху Бэзила у девочек.

Атмосфера в «Ламберте» была оживленной; в дверь, забранную противомоскитной сеткой, бились жирные ночные бабочки, а за столиками тут и там сидели никуда не спешившие пары: белые платья, легкие костюмы. За бокалом содовой Джо сказал, что Бэзил мог бы заночевать у них дома; Бэзил тут же испросил разрешения по телефону.

Выйдя из сверкающего заведения в темноту, Бэзил погрузился в какой-то нереальный мир, где можно было увидеть себя со стороны, и приятные события минувшего вечера стали обретать новую значимость.

Обезоруженный гостеприимством Джо, он принялся их смаковать.

– Занятная сегодня вышла штука, – начал Бэзил с небрежной усмешкой.

– Какая?

– Ну, когда девчонки стали признаваться, что на меня запали. – (Джо покоробила эта фраза.) – Занятно, – повторил Бэзил, – в школе меня одно время в грош не ставили – может, потому, что новенький был. Но дело, наверное, в том, что к одним парням тянутся парни, а к другим тянутся девчонки.

Он раскрылся перед Джо, хотя и не понял этого; да и сам Джо испытывал лишь некоторое желание сменить тему.

– Когда у меня будет автомобиль, – сказал Джо, как только они поднялись к нему в комнату, – можно будет ездить кататься с Имоджен и Маргарет.

– Точно.

– Ты будешь с Имоджен, а я – с Маргарет или еще с кем-нибудь. Естественно, меня они не так высоко ставят, как тебя.

– Скажешь тоже! Просто ты в нашей компашке еще не освоился.

Для Джо это был больной вопрос, и такая реплика его не обрадовала. Но Бэзил не останавливался:

– Если хочешь, чтобы тебя воспринимали всерьез, будь повежливей со старшими. Ты сегодня