Дневники. 1910–1923 - Франц Кафка

ничего не увидит. И тем не менее пьеса начинается, явно немалые силы автора заработали, обнаруживаются вещи, которых не ожидаешь от персонажей, указанных в театральной программке, но которые им как нельзя более подходят, если только поверить в правдивость того, как хлещут кнутом, вырывают из рук, бьют, хлопают по плечу, падают в обморок, хромают, танцуют в русских сапогах с отворотами, танцуют с поднятыми юбками, валяются на диване, потому что тут уж никакое возражение не поможет. Однако вовсе не требуется воспоминания о пике зрительского возбуждения, чтобы понять, что скромное впечатление от театральной программки – впечатление фальшивое, которое может возникнуть лишь после спектакля, теперь же оно неправильное, невозможное, оно может возникнуть только у человека, устало стоящего в стороне, поскольку тому, кто судит честно, после спектакля между театральной программкой и спектаклем ничего дозволенного уже не увидеть.

Подведя черту, писал в отчаянии, потому что сегодня особенно шумно играют в карты, я должен сидеть за общим столом, Оттла смеется с полным ртом, она встает, садится, тянется через весь стол, обращается ко мне, и я в довершение несчастья пишу так плохо и думаю о хороших, написанных одним духом парижских воспоминаниях Лёви, светящихся его собственным огнем, в то время как я, во всяком случае сейчас, наверняка главным образом потому, что у меня так мало времени, почти полностью нахожусь под влиянием Макса, и это иной раз чересчур отравляет даже радость от его сочинений.

Перепишу автобиографическую заметку Шоу, поскольку она меня утешает, хотя она, собственно говоря, содержит в себе нечто противоположное утешению: подростком он был учеником в конторе одного агента по продаже земельных участков в Дублине. Вскоре покинул это место, уехал в Лондон и стал писателем. За первые девять лет – с 1876 до 1885 года – он заработал всего сто сорок крон. «Но хотя я и был крепким молодым человеком и семья моя жила в трудных условиях, я не бросился в борьбу с жизнью; я бросил в нее мать и жил на ее средства. Я не был поддержкой отцу, напротив, я держался за его штаны». В конце концов это немного утешило меня. Годы, которые Шоу свободным человеком провел в Лондоне, у меня уже позади, возможное счастье все больше становится невозможным, я веду ужасную, какую‑то ненастоящую жизнь и достаточно жалок и труслив, чтобы следовать за Шоу хотя бы настолько, чтобы прочитать родителям это место. Как сверкает перед моими глазами эта возможная жизнь – в стальных красках, в стройных стальных прутьях и прозрачной темноте между ними!

27 октября. Рассказы и дневники Лёви; как его напугал НотрДам, как его захватил тигр в Jardin de Plantes [8] в качестве воплощенного отчаяния и надежды, который утоляет отчаяние и надежду жратвой; как его набожный отец расспрашивает во время спектакля, может ли он теперь по субботам гулять, есть ли у него время читать современные книги, может ли он есть в дни поста, раз уж по субботам он должен работать и у него вообще нет времени, иначе выходит, что он постится больше, чем это предписывает какая бы то ни была религия. Когда он, жуя черный хлеб, гуляет по улицам, издали это выглядит так, будто он ест шоколад. Работа в шапочной мастерской, его друг, социалист, который считает буржуем каждого, кто работает не так, как он, например, Лёви с его изящными руками, который скучает по воскресеньям, презирает чтение как некое расточительство, сам читать не умеет и с иронией просит Лёви прочитать ему полученное письмо.

Очистительная вода, которую в России имеет каждая еврейская община и которую я себе представляю в виде кабины с резервуаром, имеющим точно определенные контуры, оснащенной предписанным и контролируемым раввином оборудованием, – она предназначена смыть с души лишь земную грязь, внешний вид ее не имеет значения, это символ, поэтому она может быть грязной и вонючей, такой и является, но своей цели достигает. Женщина приходит, чтобы очиститься от месячных, переписчик Торы – очиститься от грешных мыслей перед тем, как сесть за последнюю фразу одного из разделов Торы.

Обычай – сразу после пробуждения трижды окунуть пальцы в воду, ибо злые духи ночью усаживаются на вторую и третью фаланги пальцев. Рационалистическое объяснение: пальцы не должны сразу дотрагиваться до лица, так как во сне и сновидениях они невольно могли коснуться разных частей тела – подмышек, попы, половых органов.

Гардеробная за сценой так узка, что если кто‑нибудь случайно стоит за дверным пологом сцены у зеркала, а другой хочет пройти мимо, то он должен поднять этот полог и невольно показаться на мгновение публике.

Суеверие: если пить из щербатого стакана, злые духи забираются в человека.

Какими израненными мне представляются актеры после спектакля, как я боюсь прикоснуться к ним словом. Я предпочел бы после короткого рукопожатия быстро уйти, словно я зол и недоволен, ибо высказать свое истинное впечатление невозможно. Все кажутся мне фальшивыми, за исключением Макса, который спокойно говорит что‑то бессодержательное. Но фальшив тот, кто спрашивает о какой‑то бесстыдной детали, фальшив тот, кто отвечает шуткой на какое‑либо замечание актера, фальшив иронизирующий, фальшив тот, кто пускается в рассуждения о своих разнообразных впечатлениях, весь этот сброд, который, будучи поделом засунут в глубину зрительного зала, теперь, поздней ночью, вылезает оттуда и снова проникается сознанием собственной ценности (очень далекой от подлинной).

28 октября. Подобное чувство я, правда, уже испытывал, но в тот вечер и игра, и пьеса мне показались далекими от совершенства. Именно поэтому я чувствовал себя обязанным быть особенно почтительным к актерам – при всех тех небольших, хотя и многочисленных пробелах во впечатлении, кто уж знает, чья тут вина. Госпожа Чиссик один раз наступила на подол своего платья и на миг пошатнулась в своем национальном наряде принцессы, как массивная колонна, а один раз она оговорилась и, чтобы успокоиться, рывком повернулась к задней стене, хотя это вовсе не соответствовало словам; это смутило меня, но не предотвратило мгновенной дрожи, пробегающей по скуле всякий раз, когда я слышу ее голос. Поскольку другие знакомые получили еще более смешанное впечатление, чем я, то мне казалось, что они обязаны проявить еще большую почтительность, чем я, вдобавок я считал, что их почтительность была бы более действенна, чем моя, и потому я имел двойное основание проклинать их поведение.

«Аксиома о драме» Макса на страницах «Шаубюне». Носит характер фантастической истины, к которой как раз и подходит выражение «Аксиома». Чем фантастичнее она раздувается, тем сдержаннее надо ее воспринимать. Высказаны следующие