Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая - Маркиз де Сад

даже исполнение моих желаний. Я должна уважать отца на протяжении всей своей жизни. До свидания, не волнуйтесь, Вы всегда можете рассчитывать на Вашу нежную Алину, бесконечно любящую Вас.

Письмо восемнадцатое

ДЕТЕРВИЛЬ — ВАЛЬКУРУ

Вертфёй, 3 сентября

Алина сегодня чувствует себя превосходно: она наслаждается душевным спокойствием своей подруги. Вчерашнее посещение Изабо доставило Софи величайшее счастье. Первым визит в сентябре нам нанес Доминик; поскольку его пациентка пребывала в добром здравии, врач не нашел никаких препятствий тому, чтобы отказать ей в удовольствии обнять бывшую кормилицу. Итак, вчера к берсёйскому кюре был отправлен экипаж с приглашением приехать и привезти Изабо в Вертфёй. Экипаж возвратился сюда достаточно быстро, так что наши деревенские друзья успели с нами отобедать.

Едва заслышав шум подъезжающей кареты, Софи хотела вскочить с постели, чтобы стремглав броситься в объятия доброй кормилицы, но мы ее удержали. Госпожа де Бламон, желая насладиться предстоящей трогательной сценой без лишних свидетелей, оставила кюре на какое-то время в обществе госпожи де Сенневаль. Мы ввели Изабо в комнату. Софи, несмотря на все наши предосторожности, все-таки нас опередила: услышав голос своей доброй матушки (именно так девушка называет Изабо), она опрометью кинулась ей навстречу и упала в ноги своей драгоценной кормилице.

Чувства, переполнявшие Софи, оказались столь сильными, что она потеряла сознание, и мы вынуждены были перенести ее обратно в постель. Несколько минут она лежала в обмороке, в то время как добрая крестьянка нежно ее обнимала. Наконец ласки Изабо пробудили Софи к жизни. И вот обе женщины уже целуют друг друга, обливаясь потоками слез, поначалу не позволявшими им произнести хотя бы одно слово.

«Ну, мое дорогое дитя, — сказала Изабо, — разве не говорила я тебе, когда ты пребывала еще в самом раннем возрасте, что ты будешь несчастна, если забудешь о благоразумии?»

Софи. Жестокие люди! Они обманули меня, и зачем только вы позволили им увести меня из дому?

Изабо. Была ли я вправе тебя удерживать? Но так ли безупречно твое поведение?

Софи. Вся вина лежит на человеке, совратившем несчастную девушку.

Изабо. Почему же ты не возвратилась домой? Ведь тебе прекрасно известно, что мои двери всегда открыты для невинных!

Софи. О моя добрая Изабо! Всегда любите вашу Софи! Я никогда не забывала ваших советов, они запечатлены в тайниках моего сердца.

Изабо. Бедное дитя!

Затем, обратившись ко мне, Изабо сказала в слезах:

«Сударь, не удивляйтесь тому, что я люблю эту девушку, ведь она стала мне как родная дочь, к тому же у меня нет своих детей. Но эти подлецы похитили ее, чтобы погубить!.. Вставай, Софи! Пойдем, у Изабо ты вновь обретешь счастливый покой; в моем доме всегда уважали добродетель и Господа».

Женщины снова — в который уже раз! — бросились друг другу в объятия, по-прежнему обливаясь слезами.

Госпожа де Бламон, начиная опасаться, что излишние переживания могут повредить дорогой ее сердцу больной, пригласила кюре войти в комнату. Когда он приблизился к постели Софи, девушка сразу же его узнала.

Она попросила священника дать ей благословение. В искренних выражениях она молила отпустить ей грехи и простить то дурное поведение, к которому ее принуждали похитители.

По словам Софи, наигорчайшие угрызения совести она испытывала оттого, что ей пришлось расстаться с духовным наставником, так и не исполнив христианский долг.

«Но разве кому-либо дозволено пренебрегать долгом христианина?» — в величайшем изумлении воскликнул кюре.

«Увы, сударь, — отвечала госпожа де Сенневаль, — эти погрязшие в грехах развратные вольнодумцы полностью отошли от христианской веры».

«Как только здоровье Софи улучшится, — вмешалась в разговор госпожа де Бламон, — она сразу же исполнит свой долг. Пока же, сударь, позвольте нам посоветоваться с вами о дальнейших действиях».

Усевшись возле изголовья больной, достойная восхищения госпожа де Бламон поделилась со священником и Изабо своими соображениями.

«Из-за целого ряда обстоятельств я не могу оставлять у себя в доме эту юную девушку так долго, как мне того хотелось бы, — сказала она. — Когда ее здоровье поправится, я пришлю ее к вам, Изабо; одно лишь терзает меня, как бы Софи не была вам в тягость».

«Софи! В тягость! Нет, нет, мое дитя никогда меня не обременит, все, что я имею, принадлежит Софи, и я должна сразу вас предупредить: я не приму ничего из того, что вы сейчас собираетесь мне предложить. Я сама у нее в долгу, поскольку не сумела оградить ее от насилия. Позвольте же мне рассчитаться с Софи по-родственному».

«Прекрасно! Изабо, я полностью с вами согласна, однако вы не откажете мне в праве позаботиться о судьбе вашей воспитанницы».

Затем, повернувшись к священнику, госпожа де Бламон вручила ему какие-то ценные бумаги.

«Вот, сударь, — сказала она, — прилагаемые при сем векселя на сорок тысяч франков; по ним можно истребовать в течение одного года начиная с этого дня. Я хочу, чтобы эта сумма рассматривалась как приданое Софи. Прошу вас, милостивый государь, подыскать за этот срок достойного супруга для девушки. Человек этот, помимо вашего одобрения, должен обладать всеми добродетелями, необходимыми для желаемого мной брака, и, кроме того, он обязан вызвать ответную любовь Софи. Что касается меня, то я всегда буду любить эту девушку как родная мать. Если же выбранный вами жених не придется Софи по нраву, то вам следует найти иную партию. Итак, основное требование к предполагаемым брачным узам заключается в том, чтобы наша дорогая девочка любила своего будущего супруга, а он в свою очередь любил ее. Желая счастья Софи, я бы не простила себе, если бы она соединила свою судьбу с человеком, который стал бы ее презирать из-за ошибки, в которой она неповинна. Супруг пусть будет предупрежден о несчастьях, выпавших на долю девушки, назначенной ему в жены. Вам, сударь, надлежит убедить мужа в совершеннейшей невиновности Софи, так что брак следует заключить только в том случае, если жених не будет укорять Софи за ее прошлое. Изабо, разумеется, сильно огорчится, если ее разлучат с любимой девочкой, — значит, вы должны вписать в брачный контракт и то условие, что молодые останутся жить в ее доме».

«Добавьте сюда, — радостно прервала хозяйку Изабо, — что все мое имущество принадлежит молодым. Сударыня, — продолжала молочница, — я не такая уж и бедная; я владею крупным земельным участком; работая на нем, молодые смогут добывать себе средства к существованию. Ну а с вашей милостивой помощью они, конечно же, будут людьми обеспеченными. При умелом ведении хозяйства дети их, пожалуй, станут богатыми».

Во время этого разговора Софи постоянно всхлипывала,