Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов

старики были удивлены и озадачены. И что среди них оказался сам бай Суюндик, для чабанов было особенно непонятно. Но больше всего стариков удивило то, что рыдали и голосили на могилах Жексен и Жетпис. Они оба, по очереди переползая от одного холмика к другому, распластывались на них с широко разведенными руками.

- Прости нас, светлый арыс наш! - голосили они. - Славный арыс, прости! Агаке дорогой наш, прости! - вопили и рыдали они. И было похоже, что из глаз их струятся горячие слезы искреннего раскаяния.

Но сердце старого Жампеиса не смягчилось и не дрогнуло перед их лицемерием. После смерти Кодара и Камки он вновь оказался без крова над головой и сильно сдал, усох и сгорбился. Он решительно, с резкой нестариковской силой толкнул в грудь Жексена, когда тот, рыдая, хотел упасть и обнять могилу Камки.

- Чтоб глаза твои вытекли вместе с твоими слезами! Чтобы у всех вас повылазили глаза, нечестивцы поганые.

Совсем недолгое время спустя возле могил собралась большая толпа людей из пришлых кочевий. Были среди толпы не только мужчины, но и женщины, молодые и старые. И все вместе они огласили пустынную местность скорбным плачем, воплями и стенаниями.

4

Бокенши и Борсак откочевали назад с Чингиза, но на новые зимовки, которые определил для них Кунанбай, не пошли. Поставив временные балаганы, жалкие лачуги, осели на летних стоянках Кызылшокы, Кыдыр, Колькайнар.

К этому времени аулы других родов перебрались на свои исконные зимовки и запалили домашние очаги. Была пора всеобщих хлопот по подвозу сена от стогов к стойбищу, по очистке скотных дворов от многослойного навоза, по заготовке кизяка - сушке, укладке в кучи, по заделке худых мест в загонах для скота, по обмазке облупившихся стенок в зимнем доме, по налаживанию печек и чистке труб. Праздные, свободные от всего этого, бокенши и борсаки в считанные дни пали духом и превратились в бездомных беженцев.

Кунанбай послал Жорга-Жумабая к Суюндику и Сугиру, чтобы передать им: пусть лично они быстрее занимают любые стоянки на Карауле, Балпан и Талшокы. Впридачу берут весь Шалкар, прилегающий к летним пастбищам. Если аткаминеры возьмут по зимовью на Чингизе, займут урочища Караул и Балпан, если перейдут в их собственность берега двух речек, повода для сожаления у них не будет. Только пусть скорее занимают свои места и ни в коем случае не тянут других за собою.

После того как Суюндик и Сугир поняли, стало быть, что они-то ничего не проигрывают, баи стали готовиться к переезду. Никому ничего из Бокенши не сказав, три дома Суюндика, Сугира, Жексена начали готовиться к перекочевке. Спозаранку подогнали верблюдов, приготовили волосяные канаты для вьюков и стали разбирать свои временные шалаши. Но в то время когда они поддались соблазну и собирались потихоньку бросить других и уйти, из остальных аулов Бокенши и Борсак собрались вместе человек тридцать и сели на коней. Эта разновозрастная ватага джигитов была из бедноты, повел ее богатырского телосложения громадный человек среднего возраста по имени Даркембай.

Они нагрянули в аул Жексена, располагавшийся на окраине стойбища Кызылшокы, потребовали, чтобы Жексен и Жетпис немедленно предстали перед ними. Даркембай свирепо выкатил на них глаза и закричал:

- Бросаете людей, собираетесь смыться куда-то, спасая свои шкуры? Не выйдет у вас! Кочевки не будет! Чего суждено всем нам хлебнуть - хлебнете и вы. Шалашики свои лучше не разбирайте. Одних вас отсюда не выпустим.

Жексен не посмел противиться. Заходя издали, начал было вилять:

- А вы, родные мои, наверное, узнали что-нибудь новенькое?

На что Даркембай со сдержанной яростью ответил:

- Довольно! Лучше будет, если вы оба немедленно сядете на коней и вместе с нами поедете к Суюндику. Там и обсудим все.

Пришлось братьям, Жексену и Жетпису, ехать с разгневанными жатаками.

Суюндику долго объяснять не пришлось - Даркембай и его заставил отменить кочевку. Старшина лишь спросил хмуровато:

- Хотя бы скажите мне, на что вы сами-то надеетесь? Наступают холода, зима грозится своей саблей. Неужели вы хотите заморозить стариков и старух? Заставить дрожать от холода наших малышей? Чего мы добьемся, сидя здесь?

Тотчас же Даркембай ответил:

- Суюндик, Жексен, Сугир! Вы наши старшины, едем к Бо-жею. Не уходите в сторону от людей, не бросайте народ. Что делать - обсудим вместе с родичами, с Божеем. Скажем им: «Не дождетесь и вы добра от кунанбаевских прихвостней, если бросите в беде своих». А коли и у жигитеков не найдем поддержки, будем думать, что делать дальше.

К полудню доскакали до Божея, который благополучно зимовал на Чингизе, занимая прекрасные пастбища. Земли эти были наследственные, он получил их от своего предка Кенгирбая.

Увидев перед собой старейшин Бокенши и Борсак, Божей послал за своими родовыми старшинами из Жигитек - Байдалы и Тусипом. Он пожелал, чтобы при обсуждении такого важного дела присутствовали все главы родов Жигитек.

Суюндик и здесь не стал разговорчивее, его уклончивые слова были осторожны и сдержанны.

- Вот они пришли к тебе, - обратился он к Божею. - Поговори с ними. Может, чего посоветуешь, выход какой-нибудь подскажешь...

Божей остро, внимательно посмотрел на Суюндика: что у него таится на дне души? «Может быть, просто трусит, как всегда? - подумал Божей. - Слаб духом, боится Кунанбая».

Но если вожак народа робок - сам народ-то распален гневом! Даркембай с неистовой силой возмущения страстно высказался за всех:

- Божеке! Довольно нам ползать перед Кунанбаем. Тварь трусливую, ползучую и собаки кусают, и птицы клюют. Не надо больше нас учить, как верблюдов, которым командуют «шок-шок», чтобы они легли или встали. Дай нам такой совет, чтобы народ наконец-то мог поднять голову.

Столь решительный ход разговора был по душе Байдалы. Он уважал прямоту и смелость в людях, сам был такой же. Вся сила духа и недюжинная хватка рода Жигитек воплотились в нем.

- Оу, Суюндик, - сказал весело Байдалы, - да ты спрашивал бы совета не у нас, а у Даркембая! Он бедняк, но слово истинного мужчины свойственно ему!

Прежде чем прибегнуть к вооруженной борьбе, Божей советовал сначала попробовать действовать именем закона и разбираться по обычаям старины. Он постарается, даст Бог, раскрыть всему народу глаза на бесчинства и козни Кунанбая. Но вначале он хочет предупредить бокенши.

- Бобен! Борсак! Вы мои братья. Если вас обидели, значит, обидели и меня. Мое благополучие не должно разделяться от вашего благополучия. Была бы воля Кунанбая, он, конечно, не дал