Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов

численности людей стал намного больше, чем раньше, и скота у него стало больше, а землями он обделен, Кунанбай обещал справедливое перераспределение: забрав часть земли у жи-гитеков, передать их в Котибак.

Намекнул Байсалу, что для него лично приглядел богатейшее зимовье Токпамбет, которое теперь занимает Божей. Вначале Байсал подумал, что если и уступит Божей зимовье, то это произойдет по обоюдной договоренности. Но со временем, пообщавшись с Кунанбаем дольше, он понял истинное значение того, что означают слова ага-султана: «Возьму у него и передам тебе». Но, понимая все это, Байсал молчал. Кунанбай же знал, что раз Байсал молчит, то он согласен с ним по сути дела. При несогласии Байсал никогда не стал бы отмалчиваться, это было не для его открытого, горячего, мужественного характера. И с начала лета, считай, весь воинственный Котибак во главе с его старшиной Байсалом был на крючке у Кунанбая.

Но в последние два-три дня обстоятельства усложнились, стали весьма напряженными. Ясно было, что зимовье Токпам-бет просто так не отдадут, разве что его можно захватить силой. Но, забрав насильно, принеся людям горе и слезы, разве можно чувствовать себя спокойно? К тому же род Жигитек силен, во главе стоит Божей, соперничающий с самим Кунанбаем. Разве он допустит, чтобы Котибак отнял у него знаменитое зимовье, унаследованное от предков? И если будет допущено насилие, разве не ответят на него таким же военным насилием? Взять зимовье захватом можно, но удержать его в руках вряд ли удастся.

Такие мысли скрывались в последние дни за молчанием Байсала, который теперь был всегда рядом с Кунанбаем.

Ровно в полдень Кунанбай облачился в богатый байский наряд и в сопровождении Байсалы и Майбасара вышел к народу. Люди столпились перед Большой юртой, каждый держал в поводу оседланую лошадь.

- Жа! Садитесь все на коней! - раздался его рыкающий властный голос.

Огромная толпа задвигалась, джигиты стали садиться на коней.

Так иргизбаи первыми взяли в руки оружие и вышли на военную тропу.

Ветер с Чингиза усилился, уже завывая по-зимнему. Стало морозить. Снежинки летели в лицо, покрывали землю первым белым пушком. Степные дали потонули в серой мгле. Со стороны гор, сверху, с трудом переваливая через хребты Чингиза, ползли тяжелые туманные валы, стекая в долину и оседая на земле колючим инеем.

Сидя на своем длинном гнедом коне, Кунанбай окинул взглядом окрестности. Две глубокие морщины меж бровей пересекали лоб властителя. Сейчас они стали резче, отчетливее. Единственный на выкате глаз налился кровью, взгляд его был страшен.

Когда весь отряд уже сидел на конях, Кунанбай коротко приказал находившимся по обе стороны от него Майбасару и Байсалы:

- Вперед!

Многочисленный отряд, топоча тысячами копыт по обмерзшему склону холма, направился в сторону зимовья Божея на Токпамбете. Кунанбай со своей свитой старшин ехал впереди. Всадники двигались быстро, крупной рысью.

Отряд Кунанбая еще до полудня покрыл расстояние до Токпамбета и, достигнув скалистого выступа горного отрога, вышел на его гребень. Отсюда до зимовья было расстояние в один ягнячий перегон... Аулы там уже обустроились, из труб над домами поднимался желтый кизячный дым и расплывался в воздухе.

По аулу расхаживало довольно много народу. Возле домов стояли оседланные лошади, но их было маловато. Кунанбай сразу же это приметил. Основная часть оседланных лошадей, в путах, мирно паслась на широком выгоне, за зимовьем.

Когда густая лава всадников вынеслась из-за утеса и, разворачиваясь на равнине, двинулась к зимникам, протяжный крик тревоги вознесся над поселением, и мужчины побежали к своим пасущимся лошадям. В руках у них были шокпары и соилы, народ заранее готовился к отражению нападения.

Немного промедления, и они, похоже, успеют сесть на коней. Тогда противостояние может обернуться страшным, жестоким сражением. Так подумал Кунанбай, все заранее рассчитавший до мелочей. Он связал тесемки на ушах мехового тымака, с силой хлестнул плетью по гнедому и с криком «Олжай! Олжай!» рванулся вперед.

За ним с криками «Иргизбай! Иргизбай!», «Торгай!», «Топай!» понеслась вся лавина всадников. Гул копыт и воинственные крики, рев ветра - все это стремительно надвигалось на зимовье, словно степной пожар. В ауле шум, гам, пронзительные вопли женщин, гортанные крики мужчин, захваченных внезапным смертельным чувством опасности. Ужасные звуки набега!

Людей у Божея было намного меньше, чем кунанбаевских боевиков.

Похоже, род Жигитек, не подготовившись как следует к отражению врага, попал в военную ловушку. Сыграло еще и то, что Кунанбай нарушил закон степной войны: при предстоящей битве стороны заранее обусловливались, где и когда она произойдет. Кунанбай же напал вероломно, внезапно, ничего не объявляя.

Вокруг Божея собралось лишь то число вооруженных людей из Жигитек, которые зимовали на Чингизе. Аулы у предгорий хребта и тех жигитеков, что населяли долины рек, оповестить не успели. Да и из горных аулов многие жигитеки сегодня были заняты перекочевкой и благоустройством зимников.

А от всего Бокенши возле Божея оказалось всего десять человек, которых привел с собою Даркембай. Он с утра увидел, как по направлению к Карашокы несутся, словно черные волны муравьев, одна за другой, ватаги вооруженных всадников со стороны Жидебая, от Мусакула и Кыдыра, от Колькайнара, и сразу понял, что это едут к Кунанбаю люди, готовые напасть на Жигитек. Даркембай успел до обеда предупредить Божея о приготовлениях Кунанбая, по пути заехал к Байдалы, Караше, Каумену и Уркимбаю.

И сейчас у зимника Божея находилось человек сорок вооруженных джигитов, решивших охранять своего старшину, среди них и Даркембай со своими решительными друзьями-жатаками. Были здесь и храбрые сыновья Каумена, и Караши, и другие молодые джигиты из Жигитек, готовые драться с иргизбаями.

Самые заметные из молодых два могучих сына Каумена, а также Базаралы, Балагаз и сын Караши Абылгазы. Сначала под свой боевой клич рода Жигитек: «Кенгирбай! Кенгирбай!» они вскочили на коней, пасшихся возле зимовья, и хотели кинуться навстречу противнику с соилами в руках. Но Байдалы громким окриком остановил их.

- Стой! Хотите бросить Божея одного? Умирать, так вместе!

Передовые из отряда Кунанбая были уже совсем близко. Конная лава неслась стремительно. Порыв ее был страшен и неудержим.

- Ах, поделом мне! Врасплох застали! Как снег свалились на мою голову! Враг обманул меня! - в отчаянии вскричал Божей.

Его слабой надеждой были те разрозненные группы джигитов, которые успели добежать до своих коней и вскочить в седла. Маленькими ватагами по пять-шесть человек они неслись наперерез отряду Кунанбая, размахивая над головой боевыми дубинами. Однако в то время как первые из них уже неслись в бой, крепко утвердившись в седлах, размахивая соилами, остальные еще