Великий Гопник. Записки о живой и мертвой России - Виктор Владимирович Ерофеев

власти. И вряд ли это он устроил войну в Грузии. Зато он выступил против Каддафи вместе с Западом, чем вызвал гнев Великого Гопника, пристроившегося смотрящим за президентом временным премьер-министром. Как бы ни относиться к Медведеву, но его четыре года президентства были в общем-то годами отсрочки.

47. Сфинктер

Некоторые близкие семье люди считали, что мама относится ко мне «сложно». Например, Клава, наша многолетняя домработница, которая, как я ни уговаривал ее, не пошла на мамины похороны, потому что мама обвинила ее в краже часов. Обвинить самого преданного семье человека в краже было, конечно, странно. Причем мама при этом сказала:

— Вы напрасно думаете, что они золотые!

Часы оказались у моей младшей сестры О., которой мама поручила отдать их в ремонт. Клава отказалась идти на похороны. По телефону, когда я ее уговаривал все-таки прийти попрощаться с мамой, она призналась с горечью, что мама последние годы никогда не платила ей ни копейки за то, что она приходила ей помогать, она уже не работала домработницей, но приходила помогать, а мама не платила ей ничего, даже на метро денег не давала.

Врачи предложили положить маму в больницу подлечиться — речь шла о кишечнике. Мама и слышать не желала о больнице. Она дико кричала на меня, что я хочу ее смерти. Она была уже очень слабенькая, но упрямая. Наконец в один прекрасный день она упала и сильно ударилась о кафельную стену у себя дома в уборной. Она в тот день была одна в квартире — она провела в узкой уборной пять часов, не могла выйти. Мобильного телефона у нее с собой не было. Я приехал только к вечеру, вызвал МЧС. Двое толковых парней быстро сняли дверь с петель. Маму извлекли. На кухне парни оформляли документы, попросили у меня автограф. Мама только рукой неприязненно махнула.

Но она уже не сопротивлялась — с разбитым лицом и пораненной рукой ее на утро забрали в Кунцевскую больницу. Это была суббота.

Вы знаете, не каждый человек в 91 год может наложить на себя руки. А она вот взяла и приняла в больнице девятнадцать таблеток снотворного. Ночью. Мама не зря не хотела ложиться в больницу. Хотя, между нами, все-таки зря. Она сильно похудела, сгорбилась, ходила с палочкой, потом уже с каталкой. Я съездил с ней в поликлинику на Сивцевом Вражке, врачи провели обследование, оказалось, рак легких. Но я не стал ей говорить, она так и умерла, не зная о раке.

Ее жутко раздражало, что меня в Кремлевке все узнают, от охраны до завотделения, что нас пропускают без очереди. Она сидела на диванчике, отвернувшись от меня, так я ее раздражал. Мне почему-то казалось, что чем больше меня узнают, тем больше я у нее отнимаю жизнь. Очевидно, она не могла простить мне, что я испортил им с папой жизнь. Но ведь я действительно испортил.

Правда, папа, который из-за меня лишился работы, ни разу не высказал своей обиды! Вы слышите, ни разу! Он даже в последнем в своей жизни интервью (для франко-немецкого телеканала Arte) на даче, он идет по саду и говорит, шурша опавшими дубовыми листьями, что я обогнал свое время. Он даже нашел в себе силы гордиться мной.

И теперь родители ко мне во сне приходят по-разному. У нас с мамой тянется какая-то бесконечная ссора, все время рождаются препирательства, недомолвки, сон зависает, не находя продолжения, а папа приходит моим заступником, ну если хотите, даже ангелом-хранителем.

Сейчас, когда мама умерла, мне хочется встать на ее точку зрения и посмотреть на себя ее глазами. Она во всех острых ситуациях становилась на позицию моих врагов. Угодить было невозможно. Если я кого-то ругал отчаянно, она принимала его сторону. Если я хвалил того же человека, она начинала злиться. В конце концов я начинал понимать, что дело не в окружающем мире, а во мне, что она хочет расправиться со мной, раздавить.

Но так же поступали и мои жены. Все три с половиной жены. Что-то во мне есть такое, что бесит жен. Они быстро теряют интерес к моим успехам. Но зато начинают подмечать каждый мой промах. В ситуации безденежья мне предрекают распад, развал и катастрофу.

И только моя младшая сестра О. стояла за меня горой.

Мама бы никогда сама не легла в больницу, потому что она стеснялась. Что значит — стеснялась? То и значит. У нее долгие годы были проблемы с кишечником, она намучилась с ним, и в той же Кремлевке пошла как-то на колоноскопию, и ей что-то сделали не так, что-то резко выдернули, испортили сфинктер.

Теперь, в наши беззастенчивые дни, это мало кого бы шокировало. Теперь бы такую неполадку отнесли к неумеренным занятиям анальным сексом, основе и гордости нынешней порнографии. Господи, там только и делают, что рвут анал! Но еще не так давно все было совсем иначе. Мама и мне-то призналась про сфинктер только в глубокой старости. А раньше я и не мог понять, почему она надолго не выходит из дома.

Но однажды она призналась — нам обоим стало не по себе. Мы в нашей семье не позволяли себе откровенничать. В наших отношениях это было стопроцентным табу.

Мама задала мне загадку. Впрочем, после письма, которое она написала, прочтя «Хорошего Сталина», сомневаться не приходилось.

Письмо мамы — страшный удар. Я куда-то засунул убийственное письмо и не знаю, где искать. Но я все перерою и обязательно найду.

48. 2014-ый год. Матрешки в камуфляже

У нас на дворе год-рентген.

У нас на дворе расцвел огненный куст — год-апокалипсис.

Мы все упивались поэмой «Москва-Петушки». Нам нравилось пьяное быдло. Нам они казались святыми. Мы считали себя ниже них. Настало время этих святых.

По ком звонит колокол? По ком воет волком русская интеллигенция?

Мы опустились на дно. Оглянулись! Cоседи, родненькие, плывите к нам! Давайте жить вместе! Ну, чего вы, суки, не плывете к нам на дно?

Это можно считать рекордом Гиннесса. Даже для русской истории, знакомой с разными поворотами, трудно вообразить нечто похожее. Мы чемпионы! Жить в такую пору! Этим можно гордиться.

Коленце русской истории. Мог ли я представить себе в 1979 году, делая Метрополь, что будет война Москва-Киев?

Спасибо власти!

Спасибо народу!

Взявшись за руки, они организовали невиданную вещь.

Кто-то кликушествует, считая, что это путь к третьей мировой войне.

Кто-то зычно кричит: позор!

А разве непонятно было?

Власть