Смотритель. Барчестерские башни - Энтони Троллоп

Сэр Абрахам был признанный остроумец и блистал за столами политического бомонда. Он вообще блистал везде: в свете, в палате общин, в суде; его шутки летели, как искры от раскаленной стали, но в них не было тепла. Ни одно скорбящее сердце не согрелось его словами, ни один страдалец не обрел облегчения в беседе с ним.

Успех – вот единственное, что он почитал достойным восхищения, и не видел вокруг никого успешливее себя. Никто его не продвигал, никакой влиятельный друг не подталкивал его на дороге к власти. Нет; он стал генеральным атторнеем и рассчитывал стать лорд-канцлером исключительно за счет собственных усилий и талантов. Кто еще в мире достиг таких высот без всякой протекции? Премьер-министр? Как бы не так! Кто и когда становился премьер-министром без соответствующих знакомств? Архиепископ? Сын или внук могущественного вельможи; на худой конец – его детский наставник. Однако у него, сэра Абрахама, не стоял за спиной владетельный лорд; отец его был сельским аптекарем, мать – фермерской дочкой. С какой стати ему уважать кого-либо, кроме себя? Он блистает в мире ярчайшей из ярких звезд, а когда его блеск померкнет и он отойдет к праотцам, ничей взор не затуманится слезой, никто не будет скорбеть об утрате друга.

– Итак, господин смотритель, – сказал сэр Абрахам, – все ваши тревоги в связи с этим делом окончены.

Мистер Хардинг ответил, что надеялся на такое, но не понимает, что сэр Абрахам хочет сказать. Сэр Абрахам, при всей своей проницательности, не может заглянуть ему в сердце и прочесть его намерения.

– Всё позади. Вам не о чем больше тревожиться. Разумеется, им придется заплатить издержки, так что ваши с доктором Грантли расходы будут несущественными – во всяком случае, по сравнению с тем, какими бы они были в случае продолжения дела.

– Я боюсь, что не вполне понимаю вас, сэр Абрахам.

– Вы не знаете, что их адвокаты сообщили нам об отзыве иска?

Мистер Хардинг объяснил, что ничего об этом не знает, хотя слышал из косвенных источников о подобном намерении, и начал объяснять, почему даже такой исход событий его не удовлетворит. Генеральный атторней встал, заложил руки в карманы и поднял брови, слушая, как мистер Хардинг пространно излагает горести, от которых хотел бы избавиться.

– Я понимаю, что не вправе беспокоить вас лично по этому делу, но для меня оно имеет чрезвычайную важность, так как от него целиком зависит мое счастье, и я подумал, что осмелюсь попросить вашего совета.

Сэр Абрахам поклонился и ответил, что клиенты всегда могут рассчитывать на его советы, тем более такой во всех отношениях уважаемый клиент, как смотритель барчестерской богадельни.

– Устное слово, сэр Абрахам, часто ценнее многих писанных томов. Правда в том, что мне не нравится нынешнее положение дел. Я действительно вижу – не могу не видеть, – что управление богадельней не соответствует воле основателя.

– Оно и не может соответствовать, ни в вашей богадельне, ни в других заведениях подобного рода. Этого не допускают изменившиеся обстоятельства.

– Совершенно верно, совершенно верно, однако я не вижу, чтобы изменившиеся обстоятельства давали мне право на восемьсот фунтов в год. Не помню, читал ли я завещание Джона Хайрема, но, если прочту сейчас, вряд ли пойму. Я прошу вас, сэр Абрахам, сказать, действительно ли я как смотритель имею четкое законное право на весь доход от собственности, остающийся от должного содержания двенадцати насельников?

Сэр Абрахам ответил, что не может сказать этого дословно, и выразил твердое убеждение, что безумием было бы задавать такого рода вопросы, поскольку дело уже закрыто.

Мистер Хардинг, сидя в кресле, начал наигрывать медленную мелодию на воображаемой виолончели.

– Нет, мой дорогой сэр, – продолжал генеральный атторней, – больше оснований для вопросов нет, и не в вашей власти их поднимать.

– Я могу подать в отставку, – сказал мистер Хардинг, медленно наигрывая правой рукой, как будто смычок – под креслом, на котором он сидит.

– Что? Отказаться от всего? – проговорил генеральный атторней, в изумлении глядя на своего клиента.

– Вы читали статьи в «Юпитере»? – жалобно спросил мистер Хардинг, взывая к сочувствию законника.

Сэр Абрахам ответил, что читал. Бедный маленький священник, запуганный газетной статьей до столь жалкого состояния, внушал сэру Абрахаму такое презрение, что генеральный атторней сомневался в возможности беседовать с ним как с разумным существом.

– Не лучше ли вам дождаться приезда доктора Грантли? – спросил сэр Абрахам. – Не лучше ли отложить серьезные шаги до тех пор, когда вы сможете с ним посоветоваться?

Мистер Хардинг с жаром объявил, что не может ждать, и сэр Абрахам не на шутку усомнился в здравости его рассудка.

– Разумеется, – начал он, – если у вас есть достаточные средства и если…

– У меня нет ни пенса, сэр Абрахам, – ответил смотритель.

– Боже правый! Мистер Хардинг, на что вы собираетесь жить?

Мистер Хардинг принялся объяснять юристу, что намерен оставить за собой место регента, то есть восемьдесят фунтов в год, и вернуться в свой маленький приход Крэбтри, что даст еще восемьдесят фунтов. Разумеется, одно трудно совместить с другим, но, возможно, он сумеет договориться о подмене. Тут он сообразил, что генеральному атторнею вряд ли интересно слушать, как службы в соборе распределяются между младшими канониками, и прервал объяснения.

Сэр Абрахам слушал с жалостливым удивлением.

– Я и впрямь полагаю, мистер Хардинг, что вам лучше дождаться архидьякона. Это крайне серьезный шаг, в котором, по моему мнению, нет и малейшей надобности, и, коли вы оказали мне честь, спросив моего совета, я должен просить вас не делать ничего без одобрения ваших друзей. Человек сам редко правильно оценивает свое положение.

– Человеку виднее, что он сам чувствует. Я скорее готов нищенствовать до конца дней, чем прочесть еще такую статью, чувствуя, как чувствую я, что правда на стороне автора.

– У вас ведь есть дочь, мистер Хардинг, незамужняя дочь?

– Да, – ответил смотритель. Он тоже встал, но по-прежнему водил за спиной воображаемым смычком. – Да, и мы с ней в этом вопросе совершенно согласны.

– Прошу извинить меня, мистер Хардинг, если мои слова покажутся вам дерзкими, но вам следует быть осмотрительным ради дочери. Она молода и не знает, что такое жить на сто пятьдесят фунтов в год. Откажитесь от своей затеи ради нее. Поверьте мне, это чистое донкихотство.

Смотритель подошел к окну, затем вернулся к креслу, но, не зная, что сказать, опять направился к окну. Генеральный атторней проявлял невероятное терпение, однако уже чувствовал, что разговор чрезмерно затянулся.

– Но что, если этот доход по