Смотритель. Барчестерские башни - Энтони Троллоп

– Мой дорогой сэр, никто уже не ставит под сомнение справедливость вашего дохода.

– Ставит, сэр Абрахам, ставит главный из моих обличителей – я сам. Мой Господь видит, люблю ли я дочь, но лучше нам вместе нищенствовать, чем ей жить в полном довольстве на деньги, которые по справедливости принадлежат беднякам. Возможно, вас удивит, сэр Абрахам, меня и самого удивляет, как я десять лет провел в этом счастливом доме и не видел правды, пока мне так грубо не ткнули ею в лицо. Мне стыдно, что для пробуждения моей совести потребовался газетный скандал, но теперь, когда она проснулась, я должен ей повиноваться. Я пришел сюда, не зная, что мистер Болд отозвал иск, и хотел просить вас отказаться от моей защиты. Раз нет иска, не будет и защиты, но, так или иначе, могу вас известить, что с завтрашнего дня уже не буду смотрителем богадельни. Друзья мои не одобряют этого шага, что тоже очень меня огорчает, однако ничего не попишешь.

Говоря, смотритель извлекал из воображаемых струн мелодию, никогда не оглашавшую комнат ни одного генерального атторнея. Он стоял напротив сэра Абрахама, расправив плечи, и стремительно водил правой рукой, словно обнимая некий огромный инструмент – свою опору, а пальцами левой руки с невероятной быстротой зажимал множество струн, идущих от ворота до полы сюртука. Сэр Абрахам слушал и смотрел в изумлении. Он не понимал, что означает эта бешеная жестикуляция, но видел, что джентльмен, еще несколько минут назад робевший вымолвить слово, охвачен теперь бурной – и даже буйной – страстью.

– Не спешите с решением, мистер Хардинг, подумайте еще. Поезжайте в гостиницу, выспитесь хорошенько, а утром спокойно…

– Я думал не одну ночь, не одну бессонную ночь, и понял, что не могу спать спокойно; теперь надеюсь вновь обрести сон.

На это генеральному атторнею нечего было ответить; он выразил надежду, что дело разрешится благополучно, и мистер Хардинг, поблагодарив великого человека за любезно уделенное время, откланялся.

Разговор принес смотрителю облегчение; спускаясь в старый дворик Линкольнс-Инна, он чувствовал себя почти умиротворенно. Стояла тихая, ясная, теплая ночь; в лунном свете даже часовня коллегии и суровый ряд адвокатских контор обрели своеобразную красоту. Мистер Хардинг постоял немного, чтобы собраться с мыслями, осознать, что сделал и что должен делать дальше. Он знал, что генеральный атторней считает его глупцом, однако ничуть не огорчался: генеральный атторней может думать о нем что угодно. Другие люди, чьим мнением он дорожит, конечно, примут сторону сэра Абрахама, зато Элинор будет счастлива, и епископ его наверняка поймет.

Теперь же ему предстояла встреча с архидьяконом, и мистер Хардинг медленно шел по Ченсери-лейн и по Флит-стрит, чувствуя, что сегодняшние труды еще не окончены. Добравшись до гостиницы, он позвонил в колокольчик тихонько, с замиранием сердца, почти мечтая скрыться за углом и оттянуть надвигающийся шторм прогулкой по двору собора Святого Павла, но тут заскрипели, приближаясь, башмаки старого слуги, и мистер Хардинг мужественно отбросил мысли о бегстве.

Глава XVIII. Смотритель упрямится

– Доктор Грантли здесь, сэр, – приветствовал его громкий шепот еще до того, как дверь открылась окончательно, – и миссис Грантли. Они в гостиной наверху, ждут вас.

Тон престарелого слуги указывал, что даже он смотрит на мистера Хардинга как на сбежавшего школьника, которого учитель наконец настиг, и жалеет провинившегося, хоть и ужасается тяжести проступка.

Смотритель попытался напустить на себя беспечный вид и сказал: «Надо же! Я сейчас к ним поднимусь», однако уловка никого не обманула. Было, возможно, некоторое утешение в приезде замужней дочери, вернее, относительное утешение, поскольку доктор Грантли был здесь, но насколько больше обрадовался бы мистер Хардинг, останься они оба в Пламстеде! Тем не менее он вслед за медлительным слугой поднялся в гостиную. Дверь, отворившись, явила его взгляду архидьякона: тот стоял посередине комнаты, осанистый, как всегда, но – ах! – с каким скорбным ликом! а дальше у стены на обшарпанной кушетке полулежала его терпеливая жена.

– Папа, я думала, ты никогда не вернешься, – сказала она. – Уже двенадцать.

– Да, милая, – ответил смотритель. – Генеральный атторней назначил встречу на десять. Время позднее, но что я мог поделать? У великих людей свои порядки.

И он поцеловал дочь, а затем пожал руку доктору, все с той же наигранной беспечностью.

– И вы положительно были у генерального атторнея? – вопросил архидьякон.

Мистер Хардинг подтвердил, что был.

– Боже великий! Как неудачно! – И архидьякон воздел могучие длани жестом, который, как знали все его друзья, выражал крайнюю степень изумления и неодобрения. – Что подумает об этом сэр Абрахам? Разве вы не знали, что не принято клиенту обращаться к адвокату напрямую?

– Вот как? – невинно удивился смотритель. – Во всяком случае, я у него побывал, и сэр Абрахам не нашел в этом ничего странного.

Архидьякон испустил вздох, который мог бы стронуть с места линейный корабль.

– Но, папа, что ты сказал сэру Абрахаму? – спросила архидьяконша.

– Я попросил его объяснить мне духовную Джона Хайрема. Он не смог истолковать ее тем единственным способом, который бы меня удовлетворил, и поэтому я отказался от места смотрителя.

– Отказались от места! – повторил архидьякон скорбно и тихо, но притом вполне слышно – тем шепотом, которому позавидовал бы Макриди и которому аплодировала бы галерка. – Отказались! Боже великий!

И грозный служитель церкви рухнул в набитое конским волосом кресло.

– По крайней мере, я сказал сэру Абрахаму, что подам в отставку, и, разумеется, должен исполнить сказанное.

– Ничего подобного! – воскликнул архидьякон, уловив искорку надежды. – Ничто, сказанное вами своему адвокату, не накладывает на вас обязательств. Вы пришли за советом, и я убежден, что сэр Абрахам не рекомендовал вам подобного шага.

Мистер Хардинг не мог опровергнуть последних слов.

– Я убежден, что он вас от него отговаривал, – продолжал преподобный дознаватель.

Мистер Хардинг не мог этого отрицать.

– Я убежден, что сэр Абрахам рекомендовал вам посоветоваться с друзьями.

И с этим утверждением мистер Хардинг вынужден был согласиться.

– Тогда ваша угроза уйти в отставку ничего не стоит, и мы возвращаемся к тому, с чего начали.

Мистер Хардинг стоял на ковре, беспокойно переступая с ноги на ногу. Он не ответил на последнюю фразу архидьякона, ибо думал главным образом, как бы улизнуть в спальню. В то, что его отставка дело окончательно решенное, сомнений у него не было. Смотритель знал свою слабость, свою привычку уступать, как знал и то, что не уступит и не пойдет против требований