Жизнь цирковых животных - Брэм Кристофер

– Теперь я знаю, что чувствуют девочки, когда их щупают. Мы с тобой друзья, Фрэнк. Не хрен разряжаться за мой счет.

– Дуайт! Можно подумать, меня завел этот поцелуй! – Он вложил в поцелуй сильные эмоции, что правда, то правда, но эти эмоции не имели никакого отношения к Дуайту. – Извини. Мне очень жаль. Это никогда больше не повторится.

Аллегра высунула голову в окошко рядом с Крис.

– Эй! У Тоби замечательные новости.

У окна стало тесновато. Фрэнк хотел было убрать голову и продолжить разговор в гостиной, но тут рядом с головами Аллегры и Крис появилась третья – голова Тоби.

– Фрэнк, – заговорил он, – я тут Аллегру спрашивал – можем мы устроить дополнительное представление в пятницу? Для моего хорошего знакомого, он не успевает к девяти.

Крис и Дуайт дружно застонали.

– Извини, Тоби, – ответил Фрэнк. – Не успевает – значит, не успевает. Мы, конечно, мелочь пузатая, но не настолько же, чтобы выступать на заказ.

– Да ты послушай, Фрэнк, – вмешалась Аллегра. – Тоби, скажи ему, о каком друге идет речь.

– Это Генри Льюс.

– Генри Льюс! – вскричал Дуайт. Широко раскрыв от изумления глаза, он повернулся к Фрэнку, потом снова к Тоби. – Мистер Ева Харрингтон! О-го-го!

– Ева – кто? – переспросил Тоби.

– Заткнись, Дуайт! – одернула приятеля Аллегра. – Так что, Фрэнк? – И она убрала голову.

Фрэнк тоже вернулся в гостиную, заморгал, приспосабливаясь к слишком яркому свету после сумрачной пожарной лестницы. Вслед за ним возвратились и другие актеры.

– Генри Льюс, – повторила Аллегра. – Придет посмотреть. Ему понравится! Он даст нам хороший отзыв!

– А если не понравится? – усомнился Дуайт.

– Как же, не понравится! – усмехнулась Аллегра. – Его дружок играет!

– Он хороший человек, – заверил всех Тоби. – Он нам поможет.

Фрэнк не верил своим ушам. Генри Льюс, на хрен! Куда бежать? И все его актеры, как дрессированные собачки, готовы прыгать через обруч ради этого засранца. Он оглянулся на Крис – может, хоть она не согласна?

Крис лениво пожала плечами:

– Можно и лишний раз выступить.

– Верно! – подхватил Дуайт. – Перед Генри Льюсом! Ого! Все равно что перед самим Майклом Кейном.[81]У вас роман?

– Нет, – протянул Тоби, потупясь. У него был виноватый и вместе с тем торжествующий вид – гордится своим падением. – Встречались, выпили кофе. Два раза. Он действительно интересуется молодыми актерами. В смысле – профессионально.

– В каком-каком смысле? – переспросил Дуайт.

– Знаете что, – перебила Аллегра, – мне плевать, как именно Тоби залучил Генри Льюса. Дареному коню в зубы не смотрят. Что скажешь, Фрэнк? Дополнительное представление? С нас не убудет.

И все дружно обернулись к Фрэнку, полные надежд, упоенные собой.

– Алло!

– Тоби?

– А, Генри. Привет.

– Еще не спишь? Вот и хорошо. Я боялся, что уже поздно.

– Я раньше часа не ложусь. Слушай, я спросил у ребят насчет пятницы. Мы выступим еще раз. Билеты уже готовы. Я оставлю один для тебя?

– Конечно. Да-да. Замечательно.

Пауза.

– А сегодня ты не занят, Тоби? Приходи ко мне.

– Уже так поздно. Почти двенадцать.

– Знаю. Просто подумал, вдруг ты согласишься… ну да ладно.

– Мне было хорошо прошлой ночью.

– Правда?

– Честное слово. Так уютно. Вроде как в гостях.

– Хмм.

– Жаль, что пока я не могу дать тебе большего, Генри. Ничего?

– Поспи в гостях и сегодня.

– Прости, мне надо выспаться.

– Прошлой ночью ты спал без проблем.

– У меня премьера. Понимаешь? У тебя работа, и у меня тоже. Ты придешь в пятницу? Обещаешь?

Пауза.

– Разумеется. За все сокровища мира я бы не пропустил такое.

Небо голубое, солнце сияет – картинка из детской книжки. Джесси гуляла по зеленому, такому зеленому полю, вдали от города, от скучных обязанностей. Единственное что ее беспокоило – крошка-гиппопотам. Ростом с поросенка, он брел за ней, как понятный только ей упрек, взращенный ею укор совести.

Странный стук доносился с небес, тук-тук-тук, словно удары трости, возвещавшие о начале представления в «Детях райка».[82]Зеленое небо и зеленый луг дернулись и поехали вверх, как занавес. Конец света, подумала Джесси в отчаянии. Разрисованная тряпка земли и неба исчезла высоко над головой. Осталось лишь усыпанная звездами темнота. И – публика.

Она стояла на сцене перед залом размером со Вселенную, бесконечным, как космос. Гиппопотам все еще держался поблизости. Ну и шутки шутит мое подсознание, подумала Джесси. Она уже догадывалась, что видит сон. Лишь бы не тот дурацкий «актерский» сон, в котором забываешь свою реплику или вовсе не догадываешься, в какую пьесу попала.

Публика – одни мужчины, сплошные ряды в смокингах. Это хорошо. Джесси нравилось быть единственной девушкой на вечеринке. Калеб в переднем ряду. Рядом – мистер Коупленд, руководитель школьного драмкружка. Уже не тот вечный мальчишка, он выглядит старым, словно отец – будь он сейчас жив. Дальше – Фрэнк, хмурый, руки сложены на груди. Фрэнк недоволен ею – как она осмелилась выйти на сцену с гиппопотамом?!

Но где же Генри? Нигде нет. Не пришел. Вот дерьмо!

Бегемотик, сидевший у ноги хозяйки, внезапно откашлялся. Задрал голову и с нежностью посмотрел на нее. Приоткрыл розовый рот. Сейчас заговорит и все объяснит.

Однако прежде, чем она услышала разгадку происходящего, трость заработала вновь: тук-тук-тук. Можно подумать, спектакль еще не начался. Или это спектакль в спектакле, подлинная драма, поставленная Богом? Бог теряет терпение.

Джесси очнулась в своей постели.

Тук-тук-тук. Кто-то барабанит в дверь.

– А? Что? Кто это?

Приглушенный мужской голос ответил:

– Это я. Пришел извиниться.

Джесси села. Она хотела было снова натянуть на себя одеяло, но оно исчезло, а с ним и премудрый гиппопотам.

– Сейчас. Одну минутку, – хрипло крикнула она в сторону двери. Голос сел, царапал горло. Джесси начала спускаться по лестнице. Кто еще пришел извиниться? Если подумать, на свете столько людей, которые провинились перед Джесси.