Жизнь цирковых животных - Брэм Кристофер

Она открыла тюбик меда, выдавила на тарелку. Генри внимательно наблюдал за ней. Он уже улыбался – робкой, чуть неуверенной улыбкой. Знал, что она скажет «да».

И тут он спросил:

– Что ты знаешь о Тобиасе Фоглере?

– О Тобиасе? А, Тоби.

– Да, о нем. – Сухо, деловым тоном.

Ловко он меня провел, восхитилась Джесси. Вот зачем он на самом деле явился – не из-за меня, из-за Тоби. Она чуть было не расхохоталась. Шито белыми нитками.

– Я мало что знаю о нем, – сказала она. – Полгода он встречался с Калебом. Потом Калеб его бросил. – Джесси презрительно фыркнула. – После этой ночи вы знакомы с ним ближе, чем я.

– Со стороны может так показаться, – пробурчал Генри. – Но наше знакомство оказалось несколько незавершенным – не будем уточнять.

– А?

– Не будем вдаваться в подробности.

– Без подробностей неинтересно. – Она взяла еще один тюбик и выдавила побольше меда на оладьи. – Так что же? Он отказался лечь с вами в постель?

– В постель он лег. Но больше ничего делать не стал.

– Не стояло?

– Стояло. Опустить не могли. И поверь, уж я старался…

Надо ей это? Джесси задавала вопросы, в надежде смутить Генри, но Генри не прошибешь.

– Все-таки, вы ему хоть немного нравитесь, – заключила она.

– Нравлюсь. Его привлекает моя «слава». Мое величие. Знал бы он!.. Но это ерунда. Я давно уже не рассчитываю, что меня будут любить ради меня самого.

– Правда? – Удивленно заморгала Джесси.

Он пожал плечами и переменил позу, сев к Джесси боком.

– Знаешь, что самое странное в этой ситуации? Самое нелепое, после такой ночи?

– Вы хотите снова увидеться с ним.

– Вот именно. Не просто хочу – нуждаюсь в этом. Я должен увидеть его снова. Черт возьми! Влюбился, наверное. – Он засмеялся над самим собой, презрительным, каркающим смехом. – Хочу до такой степени, что согласился даже посмотреть пьесу, в которой он играет. Какое-то любительское представление.

– О!

– Какую-то авангардную постановку, специально для таких, как я.

– Не очень-то она авангардная, – возразила Джесси, пытаясь понять, отчего ей так больно. Разве все это не забавно? – А вчера Тоби не остался у вас?

– Нет. Вчера был дневной спектакль. В такие дни я и собственное имя не в состоянии вспомнить. А сегодня я проснулся один. Мне хотелось поговорить, Джесси. Поговорить с тобой. – Он снова повернулся к ней лицом, голубые глаза влажно поблескивали – точь-в-точь провинившаяся сибирская лайка. – И тут я вспомнил нашу вчерашнюю ссору и понял, что ты не придешь. Мне стало так грустно. Я дурак, я сам во всем виноват. Вот я и пришел с повинной.

– Так вот зачем я вам понадобилась? – сказала Джесси. – Нужно кому-то поплакаться в жилетку?

– Ну да, – без зазрения совести подтвердил Генри.

– Полагаю, я должна быть польщена?

– Я говорю правду, – откликнулся Генри. – Мне о многом хотелось поговорить с тобой, не только об этом мальчике. Я скучаю по нашим разговорам, и не только по ним.

Странно все это. И откровенность Генри какая-то извращенная, и странно, что Джесси на самом деле это льстило.

– Но хватит о Тоби, – прервал сам себя Генри. – Поговорим о нас. Когда ты сообщишь мне свое решение?

– Могу прямо сейчас, – заявила она.

– Да? – Он мужественно вздернул подбородок.

– Прибавка сотня? – напомнила она.

– Так будет честно, да?

Джесси прикрыла глаза. Еще подразнить его, поиграть, поторговаться? Но она уже кивнула.

– Вернешься? – обрадовался он.

– Почему бы и нет? – Широко раскрыв глаза, она засмеялась. – Я ведь так и не смогла уйти, верно?

– Вот и отлично. Когда мне тебя ждать? Можешь сегодня догулять выходной. Или поедешь вместе со мной на такси?

– Поеду с вами. Почему бы и нет? – повторила она с горечью, удивившей ее саму. – Только доем.

– Как скажешь, Джесси. Повелевай. Как твоей душе угодно.

Правильно критики пишут: прирожденный актер, прозрачный, как стекло, как вода. Любая мысль, любая эмоция проходят насквозь. Сейчас ему понадобилась Джесси – понадобилась в качестве сочувственного слушателя. Но и это уже что-то, не правда ли? Хорошо, когда в тебе нуждаются. Это гораздо приятнее одиночества. И пусть Генри ее использует – это тоже полезно. Сразу ясно, что к чему на этом свете.

Город все еще был темен и лоснился от дождя, когда они ехали на такси в центр. Над длинной прямой аллеей светилась цепочка маленьких красных огоньков. Один за другим рубины сменялись изумрудами.

– Ничего не случилось за время моего отсутствия? – осведомилась Джесси.

– Ничего особенного, – заверил ее Генри. – Но ты ведь ушла всего на день.

– Показалось – надолго.

– Да уж, – подтвердил он. – Я рад, что ты вернулась.

Он действительно был рад. Он поступил правильно и страшно гордился собой – надо же, смирился, поехал на край города, попросил прощения у собственной помощницы. Когда прижмет, ты любого очаруешь, хвалил себя Генри.

Вчерашний день и половину ночи он все никак не мог успокоиться, его преследовало чувство нелепой ошибки, совершенной то ли им, то ли кем-то другим. Он забывал об этом, вспоминал, забывал снова. Косячок перед сном напомнил ему о Джесси – отличную травку купила, – а потом мягко стер ее из памяти, и тогда Генри решил позвонить Тоби. Утром он впал в панику – сегодня никто не придет! Некому позаботиться о нем. Не с кем поболтать. Надо срочно исправить положение. Все можно уладить. Главное – не давать волю гордыне, и любую проблему удастся разрешить, вернуть сказанное, исправить содеянное. Все поправимо, кроме смерти.

Они поднялись в лифте на свой этаж. Джесси отперла дверь своим ключом. Генри сразу пошел на кухню, заварить чай. Джесси села за рабочий стол.

– Генри! – вскрикнула она. – Четырнадцать сообщений. Вы что, даже автоответчик не слушали? – Не дожидаясь ответа, она ткнула пальцем в кнопку и полился каскад автоматических и человеческих голосов.

Наливая чайник, Генри подумал: вот так бы и жить! Помощница разберется со всякой ерундой, а я посвящу себя любви, искусству, красоте. Что-то сейчас поделывает Тоби?

– Генри! Подойдите сюда. Вам нужно это прослушать.

Джесси сгорбилась над столом, прикусив кулак и уставившись на автоответчик, который проигрывал очередное сообщение. Знакомый женский голос с йоркширской картавинкой безответно взывал:

– Генри! Джесси! Кто-нибудь! Это снова Долли Хейс. Звоню, звоню, никто не отвечает. Адам Рабб звонил пять раз за последние два дня.