Путь Абая. Книга вторая - Мухтар Омарханович Ауэзов

Он в одно мгновение вновь обрел тот грозный, устрашающий вид, с каким устремлялся навстречу врагам во время боевых стычек. Вновь стал подобен клыкастому хищнику, готовому броситься вперед и разодрать в клочья свою жертву.

Но Даркембая это не испугало.

- Борсак далек от этих мыслей, род ослаб, не он посылал меня. О куне говорю от себя. Я не буду называть цену ему. Будет довольно, если ты вернешь урочище Карашокы. Эта земля - наследство покойного Кодара. Она должна принадлежать этому мальчику. Но на ней стоит аул твоей старшей жены Кунке. Она живет, утирая жир со рта, множит свои табуны, ты уходишь на священную землю, неужели не снимешь с души бремя долга перед этим несчастным сиротой? - Так говорил Даркембай.

Кунанбай не дал ему говорить дальше.

- Замолчи, Даркембай! - рявкнул он.

- Я уже все сказал!

- Разве не ты - мой самый непримиримый враг? Разве не ты - моя злая напасть, которая ходит по пятам за мною всю мою жизнь?

- Кунеке! Мне поневоле пришлось быть твоей злой напастью! Ты заставлял. По мне, лучше всего держаться в стороне от всех напастей и всякого зла!

- Эй, разве не ты когда-то наставлял на меня ружье?

- Наставил, но не выстрелил! Поэтому и ходит по земле тот, кто набросил аркан на шею невинного человека и удавил его! - сказал Даркембай, тяжело дыша, уставив свои полные ненависти глаза на Кунанбая.

Как ни был разъярен грозный Кунанбай, но последние слова Даркембая сразили его, он вздрогнул, лицо его мгновенно побледнело, стало серым, каменным.

- Если в тот раз не стрелял, то сегодня выстрелил и убил наповал. Твой выстрел - прямо в мою могилу... - глухо проговорил Кунанбай. Потом вскинул голову и беспомощно посмотрел на Майбасара, словно говоря: «Как можно терпеть такое?»

Майбасар надвинулся, чудовищно раздувшись от злости, вклинился между Кунанбаем и Даркембаем. Чтобы не услышала толпа, вполголоса грязно обматерил Даркембая и толкнул кулаком в грудь.

- Закрой пасть! - выдавил он полушепотом. - Посмей еще раз вякнуть, не пожалею, схвачу тебя за бороду и прирежу, как козленка!

Кунанбай поднялся на ноги. Майбасар и Такежан остались сидеть на земле, с двух сторон подмяв под себя полы чапана Даркембая, тем самым не давая ему встать.

Мальчик вдруг громко заплакал и вскричал:

- Долг не вернули мне! Весь долг мой остался за ним! - И он залился горючими слезами.

Хотя и не мог пойти вслед за удалявшимся Кунанбаем жатак Даркембай, но, удерживаемый на земле двумя толстозадыми баями, он выкрикнул ему вслед:

- Вчера ты вершил суд и расправу как ага-султан. Сегодня ты уходишь в хадж, чтобы потом судить нас в чалме святого хаджи. Я знаю, ты едешь в Мекку не за тем, чтобы найти путь к Богу! Ты едешь, чтобы найти новый кунанбаевский путь на земле! Что ж, оставляй нас, покуда ты будешь отсутствовать, на растерзание своим волчатам!

Майбасар и Такежан с двух сторон давили, ломали его, злобно шипя:

- Ты перестанешь, старый пес? Ну-ка, заткнись! - Они готовы были тут же на месте расправиться с ним.

К этому, может быть, и приступили бы разъяренные брат и сын Кунанбая, с двух сторон схватившие старика за ворот чапана. Но тут Абай, подскочив со стороны, с силой вцепился в руки своих родичей.

- Вы, злодеи! Вы будете прокляты Богом! Отпустите его!

Даркембай близко увидел лицо Абая: оно было белее бумаги, с налитыми кровью глазами. Взгляд его был страшен, казалось, он готов был убить обоих родственников.

- Вы, тупицы! Бесстыжие! Не вмешивайтесь! Его слова призывают моего отца к ответу перед Всевышним! Вы можете понять такое? Тупые скоты, в скотстве вашем навечно погребены ваши души! Разве отец не затем отправляется в Мекку, чтобы вымолить прощение за подобные свои грехи? - кричал Абай, не давая даже рот раскрыть Такежану и Майбасару. Они выпустили Даркембая.

Абай обратился к старику, сдержанно глядя на него.

- Даркембай! Наверное, ты был вынужден обратиться к отцу в такой день. Я тебя не осуждаю, хотя обращение твое сегодня, на этом месте не совсем уместно. Но я теперь остаюсь должником вместо отца. На мне и его долг перед Кодаром. До меня дошли твои слова, Даркембай. А теперь иди, возвращайся к себе с миром.

Затем он помог старику подняться с земли. Вынул из кармана сторублевую ассигнацию, сунул в руку мальчика Кияспая. Проводил обоих до ворот.

Между тем Кунанбай, потрясенный неожиданным появлением Даркембая и племянника повешенного Кодара, остановился посреди двора и долго стоял на месте, что-то невнятно бормоча про себя. Вид у него был молитвенный, покаянный. К нему подошли Улжан и Изгутты, напомнили, что пора трогаться в путь. Только после этого Кунанбай, коротко и торопливо попрощавшись с людьми, толпившимися перед ним во дворе, сел в повозку. Вместе с ним сели Изгутты и Улжан, которая со всей своей челядью сопроводила Кунанбая до Семипалатинска. Теперь она ехала с ним до первой ямской заставы.

Когда красиво убранная повозка, запряженная тройкой рыжих лошадей, с громом и звоном колокольчика вылетела со двора за ворота и понеслась по дороге, за ней поспешили множество провожающих - верхом на лошадях, в колясках и на высоких арбах. Сразу же за тарантасом Кунанбая следом выехали со двора две коляски, в одной из них сидели Абай и Макиш, во второй - бай Тыныбек со своей байбише. Когда вся эта грохочущая, многолюдная, шумная вереница провожающих на бричках, на лошадях верхом, на арбах растянулась по улице, заняв ее всю по ширине, и в густых клубах пыли двинулась вперед, со всех дворов высыпали на улицу местные обыватели. В домах к окнам прильнули любопытствующие, провожая глазами процессию. Здесь не было человека, который не знал бы, кто это едет и куда он едет.

Тарантас Кунанбая катил заметно быстрее по сравнению с другими повозками и вскоре оказался уже за городом и побежал по тракту в западном направлении.

Все верховые, перейдя на дорожную рысь, скакали за тарантасом,