Путь Абая. Книга II - Мухтар Омарханович Ауэзов

Но и здесь Абай не стал сразу говорить и лишь пристально посмотрел на своих друзей. А когда заговорил, то голос его был тверд, кулаки сжаты.

- Не будьте трусливыми перед оязом, не пугайтесь его угроз. Если Такежан захочет отыграться на Базаралы, бессильный перед Оралбаем, не дозволяйте этого сделать. Оралбая пусть ловит сам Тентек-ояз, руки у него длинные. Жиренше все сказал верно, вы держитесь его слов. А что будет утверждать Такежан, мы уже знаем. Но нельзя допустить, чтобы из-за каких-то дрязг и обид доводить до унижения весь народ. Лучше сразу в могилу лечь, чем допустить его осквернение тем, чтобы заставить людей подчиниться заведомой лжи и клевете. Сделайте все, чтобы не впутали Базаралы в эту скверну!

Подошли стражник и посыльный, повели трех биев в юрту начальника. Абай задержал на минуту атшабара, следовавшего последним:

- Е, за что ояз гневается на этих людей? Ты, пожалуй, послушай там, затем расскажешь мне. Никто не должен знать о моей просьбе, я поручаю это тебе одному.

Атшабар знал, кто перед ним. Выходец из этих краев, он, служа городскому начальству, не потерял уважения к знатным людям своей округи, особенно к известному в степи сыну Ку-нанбая. И он молча кивнул головой, соглашаясь и обещая.

Абай обратился к Ерболу и Абылгазы.

- Отправляйте людей по ближайшим аулам. Пусть все мужчины, конные и пешие, поспешат сюда. А сами идите, соберите всех людей, которые обслуживают этот белый аул начальства. И вообще всех, что пришли сюда, ведите на это место! Собирайте всех!

Между тем вокруг выборных юрт собралась внушительная толпа народу. Стражники, устрашающе покрикивая и размахивая плетками, иные - шашками в ножнах, не подпускали к юртам людей, старались их оттеснить дальше. Люди шарахались из стороны в сторону, и по их виду чувствовалось, что они настроены решительно. Абай понял, что грубые, жестокие действия Кошкина и исполнителей его воли привели степной народ к этому состоянию. Люди отходили, но недалеко, и вновь возвращались, и брожение толпы, ее беспокойство нарастали. Большинство знали, что Базаралы не виноват, все жалели его, а Такежана за его ложный донос резко осуждали. Собравшиеся большей частью были одеты затрапезно, серо, бедновато. Было много жатаков, пришедших вместе с Абаем. Здесь, в ауле ояза, они узнали об аресте Базаралы и сразу настроились воинственно. Насупив брови, молодые и старые жатаки угрюмо поглядывали вокруг себя и часто обращались в сторону Абая с вопросом в глазах. Он же одиноко сидел в стороне, сосредоточенный и молчаливый.

Шабарман, которому Абай давал поручение, появился наконец и, подойдя к нему, сказал несколько слов. Абай тотчас поднялся и направился к тому краю толпы, где стояли Даркем-бай, Абылгазы и Ербол.

- Я иду в юрту ояза, - сказал Абай. - Пойдемте и вы со мной. Там допрашивают биев, Жиренше и других. Базаралы тоже там. Я узнал, что этот начальник порет людей, унижает достойных и позорит уважаемых среди нашего народа людей. Если он и сейчас займется подобным, это будет плевком нам всем в глаза. Нельзя допустить, чтобы он хоть концом плетки коснулся Базаралы или Асылбека. Мы не можем допустить, чтобы невиновного клеймили позором, как преступника! Ербол, Абылгазы! Идите за мной!

Он направился вместе с ними к юрте Тентек-ояза.

В первой из трех составленных друг за другом юрт толпились только вооруженные стражники, урядники и чиновники мелкого разряда; никого из местного населения среди них не было. Допрос велся в следующей, средней, юрте. Проход туда был открыт, видно было начальство, сидящее за столом, покрытым зеленым шелком. Допрос вел сам ояз Кошкин, маленький, худощавый человек с торчащими в стороны белесыми усами. У него было холодное, напряженное, злое лицо. Он топал ногами, выкрикивал угрозы, налетая на Оразбая, которого допрашивал. Рядом с оязом, чуть позади него, стоял курносый, толстенький человек, толмач, переводивший для начальства.

Возможно, не выдержав больше грубости Кошкина или увидев через раскрытую дверь Абая и воспрянув духом, Оразбай принял свой обычный горделивый вид бия и громко обратился к толмачу:

- Ей! Передай оязу: я не Оралбай, я не обвиняемый и не ответчик! Ты хорошо меня понял? Слово в слово передай: Жи-ренше и Асылбек говорили истинную правду, ну и я скажу то же самое: никто здесь за Оралбая отвечать не может! Не только эти люди, но и родители его, отец с матерью, не могут нести ответственность за сына, которого уже больше года не видели! Он пропал без вести и в этих местах не появлялся! Если за него кто и должен отвечать, то это само начальство, которое никак не может поймать этого отчаянного молодца! Базаралы также не при чем! Наш волостной Такежан хочет впутать его в это дело соучастником, но мы, бии этого края, поддерживать его не можем! Базаралы не виноват. Я все сказал! И пусть ояз не орет на меня, как бешеный, а спокойно делает свое дело, советуясь с уважаемыми людьми этого края. Так и передай ему, толмач!

Когда толмач начал переводить, Абай восхищенно прошептал Ерболу:

- Молодец Оразбай! Он, оказывается, настоящий джигит!

И он направился к средней двери, чтобы лучше слышать перевод толстенького толмача. Но один из двоих стоявших перед входом стражников шагнул навстречу и преградил путь.

- Стой! Куда? - гаркнул он.

Абай спокойно ответил по-русски:

- Не кричите. Мне надо пройти к уездному начальнику.

Стражник не сдвинулся с места. Стоявший в дверях чиновник, молодой красивый человек, удивленный тем, что степняк говорит по-русски, внимательно посмотрел на Абая и негромко спросил:

- Чего вы хотите? Кто вы?

Абай снял тымак и, слегка прикладывая его к груди, с достоинством поклонился.

- Я Ибрагим Кунанбаев. Просто человек из этого народа.

Чиновник оживился, вышел из средней юрты и, оттеснив в сторону стражника, близко подошел к Абаю. Еще раз внимательно оглядел его, улыбнулся и сказал:

- Так вы Ибрагим Кунанбаев! Я вас знаю, о вас мне много рассказывал ваш друг, Акбас Андреевич, как вы его зовете. Давайте знакомиться, я - советник Лосовский!

Отдав ему салем, Абай не мог больше сдержаться и сказал