Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор - Йован Стерия Попович

— Не надо, братец, так громко — не глухие, чай. Получается, будто ты и сам ругаешь его…

— Да так уж читается, — оправдывается учитель.

— Молчи, поп, не мешай, ну тебя! — кричат из толпы.

— Молчи, поп, читай, учитель! — сказал господин Бурмаз и опять, потянув из своего черешневого чубука, склонил голову и стал слушать, будто заметку читали впервые.

Только учитель прочел ее в четвертый раз, подошло еще человек двадцать.

— Давай сначала, господин учитель! Не слышали мы, что было раньше! — раздались голоса из толпы.

— Не могу, братцы, охрип… Пусть вон писарь меня сменит, — говорит учитель и протягивает газету общинному писарю.

— Нет, нет, вы лучше читаете! — отговаривается писарь.

— Эй, мальчик, подай учителю еще шкалик, пусть читает! — распоряжается газда Митар, больше всех заинтересовавшийся чтением.

— Читай, учитель, пусть народ знает, какие среди нас есть негодяи, — произносит начальник и обводит взором собравшихся, будто желая убедиться, все ли держатся такого мнения.

Люди, как и полагается, строят подходящие к случаю физиономии: один хочет показать, что вполне разделяет гнев начальника, другой выражает печаль или соболезнование, а некоторые хмурятся и ярятся — смотря по тому, кто как понял случившееся…

Чтение опять возобновляется, и так ровно семь раз. Я и сейчас не сумею вам пересказать все, что тут читали о нашем начальнике, о его «преступлениях» и «беззакониях». Помню, что упоминался Саво Сарук, которого по приказу начальника стражники потрепали немного. Ну да ведь и по заслугам же, братцы! Досталось начальнику за махинации с лесом, за избирательные списки (а мы еще восторгались, как ловко он все проделывал — ничего-то человек от нас не скрывал, обо всем рассказывал), упоминали про каких-то деревенских баб, которых начальник связал, называли еще сотни три удивительных дел, хотя, ей-богу, довольно и перечисленного! Ругали его, правда, за проделки в селах, но мы так полагали: на то и власть, чтобы село знало о ней, а нам-то она не нужна… У нас, слава богу, и так все идет мирно и по закону. А если и сорвется иногда что с языка у Сарука или ему подобных, так на то и существует общинная власть, чтоб подтянуть кого следует…

— Ну, что скажете, люди? — спросил Бурмаз после долгого молчания.

— Гм, что скажем?.. Были б в ходу розги, я бы тебе сразу сказал, — начал газда Митар. — А так… не знаю. Надо нам всем подняться, да прежде всего того повесу сыскать, а уж ты сам знаешь, как его судить. На то тебе и власть дана…

— Нет, братцы, так не годится, — прервал его начальник, а мы все навострили уши. — Нужно все сделать этак… хочу сказать… по закону, согласно параграфам. А если б я… того… как ты говоришь, хм-хм… опозорили бы тогда на всю страну…

— С параграфами-то легко, господин начальник, — проговорил газда Стоян, — найти бы этого повесу, мы сами бы его судили. Можно ли допустить, чтобы любой бездельник бесчестил человека, который весь свой век прослужил государству.

— Тридцать пять лет безупречной и беспорочной службы, — разгорячился начальник, подзадоренный Стояном, — и вот вам… И членов правительства принимал, и министров… И нате вам, пожалуйста… Всяких чудес я нагляделся за свою жизнь, а о таких не слыхивал.

— Еще бы!.. Помню, будто вчера это было. Стоит сам пресветлый князь, позади адъютант, а дальше разные там офицеры да господа… Ты выступил на шаг вперед и начал… Помню даже, как начал: «Ваша светлость! Мы, начальники и жандармы, священники и граждане, мы — народ…» А пресветлый князь, радостный такой, останавливает тебя и говорит: «Довольно. Мало ты слов сказал, а сказал много…»

Поп нахмурился. Эта подлинная, но неприглядная страница из начальнического прошлого была совсем сейчас неуместна, и потому поп постарался повернуть разговор в другую сторону:

— Да, да, брат, кто этого не знает? Но что нам делать, люди, с этой незадачей?

Начальнику, однако, не понравилось, что прервали дорогие его сердцу воспоминания, и он спешно оборвал попа:

— Я сам знаю, отец, что делать. Меня это касается, не вас… Я только хотел… как бы это сказать?.. Хотел посмотреть… остался ли я для вас тем же старым Бурмазом, каким был…

— Остался, остался, господин начальник! — крикнули все хором.

— Хорошо, братцы. Занимайтесь теперь своими делами, а я поразмыслю… того, что и как, — сказал начальник и поднялся. — И ты, отец, пойдем со мной.

Поп встал и последовал за ним; народ разошелся, кроме нас, нескольких человек, которым поп подал знак подождать его.

Через час он вернулся. Мы чуть не лопнули от нетерпения.

— Ну, что? — набросились мы на него.

— Запросил депешей окружного, а тот приказал ему немедленно составить и послать официальное опровержение.

— А-а-а! Смотри ты! — раздалось со всех сторон.

На мгновение все умолкли. Каждый старался представить себе, как будет написано и как будет выглядеть это «официальное опровержение». К какому результату мы пришли, лучше всего можно судить по тому, что после короткой паузы раздались смешки.

— Да захочет ли он его писать? — спросил кто-то.

— Должен, если даже и не хочет, — сказал поп. — Завтра же должен послать.

— А начал уже писать? — полюбопытствовал кто-то.

— Думаю, начнет сегодня вечером, — сказал Митар. — Днем не напишешь — шумно.

— Другого выхода у него нет, придется писать, — заметил поп. — Запомните мое слово!

Мы были ошеломлены. Всем нам представилось, как господин Бурмаз пыжится и отдувается, сидя в канцелярии, а пот крупными каплями стекает у него со лба.

Не обменявшись ни словом, мы разошлись.

Через несколько минут весь город знал о том, что происходит в канцелярии. А в нас словно вселился демон искушения и любопытства, от возбуждения мы не знали, куда себя девать. Город будто замер. Казалось, какой-то исполин стал перед нами, приложив палец к губам, и у нас язык прилип к гортани. Цветко, котельщик, бросил работу, пошел в трактир и стал подыскивать, с кем бы сыграть в карты. Трактирщик Миле вытащил жареного барашка и положил его на колоду, но разрубить не посмел, а только подозвал рукой своих завсегдатаев и, облизывая палец, показал им, какой жирный да молодой барашек. Кто-то побежал на край города сказать кузнецу Петару, чтобы он не клепал сегодня мотыг.

Вскоре появились на конях все три сельских писаря и разъехались в разные стороны по уезду. Вслед за ними показались канцелярские служащие и отправились в кофейню. От них мы узнали, что в канцелярии остался один начальник и на сегодня вход туда воспрещен, кроме разве что каких-либо из ряда вон выходящих обстоятельств.

Город затаил дыхание. Люди, казалось, боялись моргнуть, чтобы