Повести монгольских писателей. Том первый - Цэндийн Дамдинсурэн

— Почему поутру? — тихо спросил он.

— Вчера вышел приказ о твоей казни. Это известие передала мне девушка по имени Цэрма.

Балсан с удивлением взглянул на Дондога. Цэрма, любимая, она ухитрилась ему помочь! Очевидно, он произнес эти слова вслух, потому что Дондог как бы в ответ на них сказал:

— Да, хорошая, любящая девушка вошла в твою жизнь, Балсан.

— А князь не забрал ее к себе? — с замиранием сердца спросил Балсан и, чтобы унять охватившее его волнение, прижал руки к груди.

Дондог долго раскуривал трубку, видимо размышляя, как смягчить удар, который он вынужден нанести Балсану, а потом стремительно выдохнул дым и спокойным, но твердым голосом проговорил:

— Кажется, забрал. Говорят, он собирается сделать ее своей младшей женой.

Балсан отрывисто вскрикнул, словно сердце его пронзил кинжал.

— Не убивайся, сынок, тут ничего не поделаешь. Не можешь же ты в одиночку свергнуть существующий строй. У нас все законы направлены против простых аратов, они защищают только богатых и знатных. Если сунешься еще раз, тебе наверняка оторвут голову. Говорят, твоя Цэрма день и ночь льет слезы. Да что в этом проку? И она тоже ничем не может помочь. — Дондог нахмурился, добродушное лицо его стало суровым, на крутой лоб наползли морщины.

— Вы ее видели, говорили с ней? — дрожащим голосом спросил Балсан.

— Нет, сынок, не видел. Ко мне прибегала ее верная подружка. Она рассказала, что на утро назначена твоя казнь, поэтому, если ночью не удастся тебя вызволить из тюрьмы, завтра будет поздно.

Действительно, когда два дня назад Дондог вернулся с Алтая, всюду только и было разговоров о том, что сын его старого друга, Балсан, чью любимую девушку собирались отдать княжичу в жены, в ночь перед свадьбой поджег юрту жениха, и в ней сгорел пьяный княжич с одним из гостей, каким-то именитым чиновником. Дондог знал Балсана еще ребенком и считал своим долгом заботиться о сыне покойного друга. Узнав о случившемся, Дондог стал думать, как спасти Балсана, а когда к нему прибежала подружка Цэрмы и сообщила о неминуемой гибели Балсана, он решился на отчаянный шаг. Ночью — благо шел дождь и часовые не слышали его шагов — он подошел к черной юрте, одного за другим связал стражников, заткнул им рот кляпами и, сорвав замок, проник в юрту. Вот когда пригодилась Дондогу его богатырская сила.

— Дондог-гуай, что же мне теперь делать? — жалобно спросил Балсан.

Тот посмотрел на него искоса и, все еще озабоченно хмурясь, ответил:

— Первым делом надо поскорее уносить отсюда ноги. Но сейчас ты слишком слаб. Поэтому придется несколько дней побыть здесь, немного поправишься, окрепнешь, а тогда пойдешь куда глаза глядят. В этих краях нельзя оставаться. Если тебя схватят, пощады не жди. А коли останешься в живых, может, и улыбнется тебе счастье и доведется напиться из золотой чаши. Знаешь такую пословицу?

Балсан задумчиво кивнул головой. Он и сам понимал, что теперь ему в родные места дорога заказана. Дондог выколотил из трубки пепел.

— А сейчас я тебя ненадолго оставлю, — сказал он. — Мне нужно съездить в окрестности судебной палаты, разузнать, что там происходит. Когда вернусь, мы решим, как быть дальше. Ты жди меня и ни о чем не тревожься, здесь искать тебя не станут, по крайней мере, в ближайшие дни.

Мысль о предстоящем одиночестве привела Балсана в уныние — слишком тяжело было расстаться с другом, с единственным, на кого он мог сейчас положиться.

— Дондог-гуай, здесь… мне… не могли бы вы, — бессвязно залепетал Балсан, но Дондог и сам был очень взволнован.

— Успокойся, сынок. Здесь в горах, кроме зверья, не бывает ни единой живой души. Сейчас постарайся уснуть. Во сне человек копит силы, а они тебе очень нужны теперь, — настойчиво уговаривал он Балсана. — Да я ведь скоро вернусь.

— А это для вас не опасно? Стражники, которых вы связали, наверняка узнали арслана Дондога.

— Думаю, что не узнали в этой кромешной тьме под проливным дождем. Да я и не сунусь в волчью пасть. Я попрошу приятеля, он пойдет к судебной палате и все разузнает.

Дондог торопливо собрался в путь. Вскочив на буланого жеребца, он ободряюще улыбнулся Балсану, помахал рукой и ускакал — только копыта громко зацокали по камням. Взошло солнце. Балсан лежал на плоской горной площадке, подставив теплым лучам свое израненное тело. Почувствовав себя немного лучше, он ползком добрался до родника и, жадно прильнув к струйке ледяной воды, пил до тех пор, пока не заныли зубы. Теперь поспать бы. Но сон не шел. Он прикрыл глаза рукой и постарался успокоиться. Постепенно слабость и усталость взяли свое. Заслонив голову от солнца, обвеваемый ласковым ветерком, Балсан крепко заснул. А когда проснулся, полдень давно миновал и неистово пекло солнце. Хрупкую тишину нарушало лишь щебетанье какой-то одинокой птицы. Ветер утих. Небо было чистое, безоблачное. А мысли кружились, не давали покоя. «Как сложна, как тяжела и превратна жизнь! — думал он. — Бедная Цэрма! Видно, не суждено нам быть вместе». Балсан нисколько не жалел о содеянной им мести, только сокрушался, что в ту страшную ночь старый князь не сгорел вместе со своим отродьем. Горькое отчаяние и безысходная тоска толкнули Балсана на этот страшный поступок. Что ждет его впереди? Как бездомный пес, обречен он скитаться по земле, не зная ни радости, ни счастья. Дондог-гуай сказал: «Пойдешь куда глаза глядят». А куда глядят его глаза? Нет у него родного дома: его юрту со всем ее немудреным скарбом сожгли стражники, родители давно умерли, не осталось и близких родственников, а друзья наверняка отвернутся от него — никто не захочет иметь дело с государственным преступником. Да и сам он не намерен кого-либо подводить под удар. Что же, ему остается бродить в горах, пока он не умрет от голода? Неужто для того Дондог спасал его от казни?

…Едва слышно заржал конь на привязи: он почуял приближение хозяина. Затем из-за валуна показался Дондог. Он спешился, подошел к Балсану, уселся рядом с ним и закурил свою неизменную трубку. Балсан терпеливо ждал.

— Служащие судебной палаты и стражники брошены на поиски бежавшего преступника, — рассказывал Дондог. — Они старательно прочесывают окрестности. Того и гляди, не сегодня завтра доберутся сюда. Старый князь лютует, сулит крупное вознаграждение тому, кто тебя найдет.

— Как же быть? — сдавленным голосом спросил Балсан.

— Ничего, сынок, мы перехитрим старых ищеек, — утешал его Дондог. — Этой же ночью мы спустимся в долину и двинемся дальше. Надо переждать здесь один только день. Сейчас меня больше всего беспокоят твои раны.