Путь Абая. Книга III - Мухтар Омарханович Ауэзов

Но не только музыкой был полон летний вечер. Четверо джигитов, хранивших общую тайну, слышали снаружи за войлочной стеной звуки, происхождение коих не вызывало сомнения... Это был тонкий, тихий и мелодичный звон, как бы подыгрывающий скрипке Абиша. Так может звенеть только один предмет на земле - девичья шолпа из чистого серебра! Дармен и Магаш, Какитай и Утегелды переглянулись и заговорщически подмигнули друг другу. Вскоре за стеной послышались тихие голоса, сдержанный смех. Джигиты напрягали свой чуткий слух, понимая особое значение всех этих звуков, и часто поглядывали на дверь. И вскоре в юрту стали входить. Сначала появились дети - подростки и совсем маленькие: старшие вели их за руку. Лицо ребенка яснее всего отражает черты нации. Все они были несколько иные, нежели казахские дети - волосы рыжие или русые, глаза большие, лица светлые, веснушчатые, с задорными, вздернутыми носами. Кровь предков дала хорошую молодую поросль, столь же красивую, как и их отцы, столь же стройную и крепкую.

Следом за детьми вошли девушки. Та, что шла впереди, была самой высокой, самой светлоликой. Настоящая красавица! Серые глаза сияли на ясном румяном лице, в окружении черных волос, а густые брови и длинные косы делали ее еще пленительней. На подбородке обозначалась едва заметная, волнующая ямочка. Длинные пальцы, казалось, были созданы для нежнейших музыкальных инструментов.

Другие, что шли за нею следом, хоть и походили своим родственным обликом на нее, выглядели все же просто-напросто красивыми подростками, обычными девушками на выданье из ногайского аула - терявшимися в тени истинной большой красоты.

Это была Магрипа. Абиш тотчас опустил скрипку, и в юрте воцарилась тишина, нарушаемая лишь мелодичным звоном серебряных шолп. Абиш заметно покраснел, раскланиваясь у стены, неловко задел локтем подушку... Тут же все заговорили, вразнобой приветствуя вошедших. Молодая жена Мусабая и сам хозяин, его жиен Нуртаза, весельчак Утегелды и остальные аульные люди вскочили со своих мест, проводя гостей на тор. Магрипа казалась смущенной оттого, что все глаза были устремлены на нее. Белоснежная улыбка ее сверкала в свете ламп, словно жемчужное ожерелье. Абиш увидел, как гибка и красива ее неторопливая походка, когда она шла на тор, усаживаясь рядом с Мусабаем. Другие девушки не стали проходить к тору и, разделившись на два разноцветных ручейка, сели ниже нее.

Едва девушки успокоились на своих местах, устроившись удобнее, как в юрту вошли четыре немолодых женге - их матери. Гости на торе с готовностью потеснились.

Эти женщины были больше похожи на казашек, чем дети и молодые девушки, - не такие рослые, как они, но все же дородные, круглолицые и крепкие. Черноглазые, чернобровые, лишь некоторые рыжеватые - все как одна повязали на головы белые кимешеки, щедро украшенные позументом с богатой вышивкой. Это были жены, взятые татарами из казахских аулов.

«Ай да зорок был тот ногайский купец! Не скажешь, что не заметил он самых видных казашек, - подумал Магаш, украдкой разглядывая женге и находя в их лицах все больше казахских черт. - Похоже, все здешние торговцы хорошо справились с выбором наших степных красавиц!»

Тут Утегелды, помнящий свою роль шутника и балагура, принялся развлекать вошедших:

- Е, байбише! Вот уж расстроили все наше веселье эти почтенные байбише! Неужто они напугали нас, бесстрашных джигитов, что так хорошо и скромно тут веселились? Даже скрипка наша замолкла! - сказав так, он притворно нахмурил брови и якобы сердито посмотрел на полную, розовощекую Турай, то-кал рыжего Мусы.

Байбише Турай не осталась в долгу и, снисходительно улыбнувшись, чуть показав свои чудесные белоснежные зубы, сказала:

- Айналайын, Утеш, не трепещи от страха! Пусть и скрипка ваша опять наберется храбрости! Ведь ее прекрасная музыка и вела нас сюда через весь аул. В чьих же руках трепетала она? Уж не в твоих ли, голубчик мой, милый Абиш? Что ж - сыграй нам еще! - закончила Турай, одновременно прося и повелевая.

Она имела полное право так по-матерински шутить с гостями, поскольку считала их всех своими торкинами12 - ведь она был не кто иная, как дочь Байторе из рода Торгай.

Утегелды, в свою очередь, тоже мог назвать Турай матерью.

- Алакай13, джигиты! Давайте сыграем, коль просит наша апа, - и, сидя на корточках, он прикинулся, будто играет на скрипке, снизу вверх глянув на Абиша, чем изрядно рассмешил и гостей, и хозяев.

Все это вместе - и шутка Утегелды, и последующий всеобщий хохот - окончательно сломило ту неизбежную неловкость, что всегда возникает в первые минуты большого собрания. Абиш, на которого все теперь смотрели с радостным ожиданием, объявил, что музыканту сподручнее играть, стоя в самом центре. Испросив разрешение у почтенной публики, он шагнул на тор и встал прямо напротив Магрипы... Мелодия, которая тут же полилась из его скрипки, была ритмична и трогательна, виртуозна красотой своих переливов и то же время - проста и чувственна, легко проникающая в самые глубины души.

Все слушали, затаив дыхание, многие с трудом сдерживали возгласы восторга, завороженные музыкой, словно колдовством. Тишина продолжалась несколько мгновений после того, как мелодия смолкла, оставляя томное эхо, и вдруг весь этот круглый зал взорвался благодарственными возгласами:

- Вот так мастерство! Неслыханное чудо! Сказочная игра! -шептали девушки, с восхищением глядя на Абиша, а со стороны, где сидели старшие, донеслось:

- Вот так и надо играть! Долгих лет жизни тебе, сынок!

Абиша просили играть еще и еще. Он знал наизусть достаточно мелодий, и теперь решил сменить темп. Вместо спокойных и торжественных мотивов, с продолжительными припевами и глубоким смыслом, которые все слышали прежде, его скрипка принялась петь игривые, танцевальные темы, простые и понятные для всех. Быстрые, искрометные ритмы сменяли друг друга, словно сами звуки, став видимыми, танцевали в воздухе. Порой, сильно увлекшись, Абиш забывал обо всем и словно улетал куда-то. Возвращаясь, мгновенным взглядом окидывая все вокруг себя, внезапно весь заливался пламенным румянцем. Он играл красиво, искусно, ловко перебирая самые трудные аккорды. Его длинные пальцы плясали на струнах, мелькая в желтом свете лампы, будто олицетворяя здесь и сейчас те самые слова, что говорят люди о мастерах, - золотые руки! И все как-то разом увидели, насколько этот юноша красив... Чистый высокий лоб, гладкие волосы, прямой нос, тонкие губы и черные, как у Абая, брови несли память его рода и