Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов

Наутро, в продолжение того же собрания, было решено, что эта белая юрта, с траурным флагом, должна быть обставлена самыми дорогими, роскошными вещами и обиходными предметами, соответствующими представлению о величии происходящих событий. Суюндик, Байсал, Байдалы и многие другие богатые люди решили принести в этот траурный очаг свои самые ценные вещи домашнего обихода: ковры, богатые шубы, редкостные тулупы необычной выделки, настенные кошмы-тускиизы с красочным народным орнаментом. Уже к полудню все эти вещи были доставлены, сложены в юрте - и будут развешены и расставлены сразу же на следующий день после похорон.

В доме Божея находилась его байбише, повязанная белым платком, с распущенными по плечам черными волосами. На бескровном, серовато-бледном, усталом лице ее проступали синеватые узлы вен. Щеки были глубоко исцарапаны ногтями и кровоточили. Она сидела молча, обессиленная многодневным исступленным плачем.

Обе дочери Божея сняли свои девичьи шапочки-борики и повязали головы черными шелковыми шалями. На смерть отца они сочинили тоскливый плач-причитание и с утра раннего, как только начиналось посещение соболезнующих, и потом весь день напролет осиротевшие девушки встречали и провожали траурных посетителей этим плачем.

Отовсюду, со всех просторов по обе стороны хребта Чингиз, от степных долин и горных джайлау, от холмистых нагорий и лесистых склонов прибывали бесконечными потоками люди. От поступи коней толп скорбящих содрогалась земля.

Решено было похоронить Божея не на горном джайлау, а на его земле у зимнего стана Токпамбет. И тело его отправилось назад, в обратную кочевку, вновь преодолевая перевалы Чингиза.

На похороны Божея, оплакиваемого всем народом, не пришли, чтобы бросить в могилу горсть земли, только Кунанбай и его люди.

ПО ПРЕДГОРЬЯМ

1

Еще до полудня далеко, а на берегах Баканаса воздух раскалился, дышать стало нечем. На небе не видно ни облачка, даже с медную монетку величиной. Уже несчетно дней прошло с тех пор, когда в последний раз прокропил дождь - с тех пор ни капли не выпадало, ни единого облачка в небе не появлялось. Были другие джайлау, расположенные по склонам Чингиза, с дождями и прохладой ветров, - но в южную сторону от Баканаса по этому времени тянулось неподвижное пространство пышущего жарой пекла. Заходили сюда кочевники только ради водопоев невысыхающего Баканаса, на берегах которого заманчиво зеленели широкие полосы заливных лугов да темнели вдоль берегов продольные, темные заросли карагача. В продолжение этой зелени, еще южнее, простирались по плоскогорью поля ковыльные и полынные - сероватые, в легкую матовую прозелень. Лучших мест для пастбищ не найти было кочевнику, если бы только не испепеляющая жара.

Измученный духотой, Абай вышел из юрты и увидел, как все живое вокруг пытается спастись от несусветной жары. По аулу уныло бродят люди и ягнята в поисках тени.

Возле Большой юрты, с теневой стороны, лежала на брюхе пегая, желто-белого окраса, огромная костистая собака, вывалив до земли язык, часто дыша, словно умирая от жары.

Табун холостых кобыл, оставив пастбище, ушел на самый верх высокого холма и там, сбившись в единое тело, спасался на ветру от оводов и слепней.

Отары овец, возвращавшиеся с кормежки к полуденному водопою, бегом неслись к воде; забежав в жидкую грязь по брюхо, бараны лежали на мелководье, бурно поводя боками. Никуда бы они не двинулись отсюда, ни на какую кормежку, так бы остались лежать в воде, если бы их не сгоняли чабаны.

Коровы залезли в широкие мелкие лужи, оставшиеся после разлива реки, и там, удобно развалясь, возлежали на боку, перетирая во рту жвачку. На широком пустыре из угрюмо замершего на месте стада отделялись некоторые телки и бычки и носились взад-вперед, задрав хвосты - замученные оводами и осами. По их невероятным прыжкам, по выпученным глазам, которыми они вращали во все стороны, словно бесноватые бахсы, по раздувающимся ноздрям и утробному реву можно было подумать, что они взбесились.

На всех юртах тундуки сверху были плотно накрыты кош-мяными фартуками, притянутыми веревкой к опоясывающему круглый дом волосяному канату - белдеу. Зато самый нижний ряд войлочной оболочки юрты был снят с решетчатых стен -кереге, чтобы жилище свободно продувалось сквозняком.

Абай не знал, куда деваться от жары, долго стоял на месте, безразличный ко всему, утомленно зевая, потом нехотя направился в сторону реки. С капельками пота на носу, с гудящей головой, проклиная про себя безжалостное солнце Баканаса, Абай брел, едва находя силы переставлять ноги.

Подойдя к берегу, он сверху, с кручи, увидел шумную ватагу купавшихся в реке мальчишек, среди них своих братьев, Оспана и Смагула. Дети наслаждались прохладной водой, барахтаясь в ней, ныряя возле самого берега, оглашали берег звонкими криками и смехом. Абай преднамеренно удалился от буйной детворы в сторону, устроился отдельно, разделся и бросился в воду. Он научился плавать не так давно, но уже прилично держался на воде. Переплыл широкий, полноводный Баканас туда и обратно. Взбодрившись и повеселев, Абай стал нырять с берега в воду.

Он не обращал внимания на шум и гам мальчишек, не смотрел в их сторону. Но они, оказывается, следили за ним. Прибежал Оспан и привел за собой остальных. Хлопая себя по мускулистым бедрам, бесштанный Оспан восторженно орал:

- Абай! Абай! Нырни еще раз! Прыгни, Абай! Я тоже прыгну!

И Оспан с разбега заскочил на спину брата Смагула, тот едва удержался на ногах. Попытался сбросить его с себя, но брат держался на нем цепко.

- Хочешь меня скинуть?! Ты что! Да Оспана утром не мог скинуть белый стригун! Не брыкайся давай!

Оспан, крепко обхватив одной рукою брата за шею, другой будто настегивал плеткой и дрыгал ногами, пятками пришпоривая «коня».

Усмиренный волей всадника, Смагул понесся в сторону Абая, проскакал мимо него и вместе с Оспаном ухнул в воду.

Шалости и буйство Оспана в последнее время стали надоедать Абаю. Если год-два назад он сам мог забыться и принять участие в какой-нибудь озорной выходке братишки, то со временем его проделки и назойливость стали раздражать старшего брата. Теперь Абай мог, когда Оспан чересчур расходился, по-настоящему рассердиться на него и прогнать от себя.

Вот и сейчас, когда Оспан с приятелями нагрянули на его тихое место, Абай предпочел лучше удалиться, вылез из воды и стал одеваться.

Оспана же это ничуть не смутило.

- Смотрите, я плыву, как Абай! - крикнул он и, лежа животом на мелком дне, выставив из