Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая - Маркиз де Сад

найдешь в ней лишь чудовищно запутанные догмы и непонятные таинства, то сразу же беги от нее прочь: эта религия фальшива, она опасна. Среди твоего народа она может превратиться в неиссякаемый источник убийств и преступлений, и в этом будет и твоя вина, ибо ты принесешь эту зловредную веру в маленький уголок земли, как делают это презренные обманщики, которые распространяют свою ложь по всему миру. Сын мой, с проклятиями беги прочь от такой религии, она лишь плод мошенничества одних людей и глупости других: от нее наш народ не сделается лучше. Но если ты встретишь веру, учение которой отличается простотой, а мораль — добродетелью; веру, с презрением отвергающую пышные церемонии, не опирающуюся на наивные измышления, единственным предметом поклонения которой выступает Господь Бог, — ты должен ее принять, поскольку она истинная. Стать угодным Предвечному можно только чистотой нравов, праведностью, но отнюдь не почитаемым в Европе ханжеством, презираемым у нас. Если верно, что Бог существует, то его создали добродетели, и только им следует подражать. Ты также удивишься разнообразию законов; исследуй же их с тем же пристальным вниманием, какого я требую от тебя при изучении религий. Помни, что законы приносят пользу лишь в том случае, если они делают людей счастливыми. Любое уклонение от данного правила следует считать гнусной ложью.

Для достижения преследуемых мною целей недостанет краткой жизни одного человека; я только подготавливаю для тебя путь, твоя же задача — довершить начатое мною дело; передай наши убеждения твоим детям, и через два-три поколения этот добрый народ окажется на вершине блаженства. Отправляйся же в путь”.

На прощание мы обнялись еще раз, и волны унесли меня вдаль. Я путешествовал по всему свету и вернулся на родину лишь через двадцать лет. В течение этого времени я только и делал, что стремился познать людей, вращаясь среди них в различных обличиях. Подобно знаменитому российскому императору, другу ремесленника и земледельца, с одними я учился строить корабли, а с другими — распознавать время, пригодное для сева. Я изучил различные свойства почв, способы выращивания растений, научился прививать деревья, а также их подрезать; я умею выращивать и укреплять молодые растения, собирать зерно, чтобы приготовить из него пищу людям… Но я не ограничился этими познаниями. Поэт научил меня украшать речь, так что мои мысли приобрели красочную живость; затем я овладел искусством живописи, а от историка заимствовал науку передавать потомству сведения о прошедшем и узнал также об обычаях народов мира. Служитель алтарей обучал меня едва доступной познанию религиозной науке; страж законов вводил меня в таинства науки еще более фантастической, следуя которой человека совершенствуют, предварительно заковав его в цепи. Финансист рассказывал мне, как следует собирать налоги, раскрыл передо мной отвратительную систему безудержного личного обогащения за счет имущества несчастных ближних, в результате чего народ впадает в нищету, да и государство отнюдь не процветает. Торговец, человек куда более ценный для государства, поведал мне о том, каким образом продукты, производящиеся в самых отдаленных странах, обмениваются на национальные деньги, обладающие условной ценностью. Я узнал, как меняют деньги; почему между народами всего мира установилась отлаженная письменная связь; как стать другом и братом христианина и араба, поклонника Фо и последователя Али. Оказывается, можно удвоить свое состояние и одновременно принести пользу согражданам; люди могут наслаждаться дарами природы и искусства, изысканнейшими предметами роскоши, что только существуют на земле, получать счастье от всеобщего благополучия, не покидая притом своих покоев. Дипломат, человек наиболее изворотливый, посвятил меня в планы земных владык. Его проницательный взор смело смотрел в даль грядущих веков. Вместе со мной он делал свои расчеты, оценивал судьбы существующих империй исходя из их современного состояния, нравственного уровня и умонастроения жителей; но когда я увидел в действии королевский государственный совет, слезы брызнули у меня из глаз. Повсюду я наблюдал за тем, как спесь и личная выгода у алтарей фортуны приносили народ в жертву, а среди бушующих потоков человеческой крови надменно высился трон пустых честолюбцев. Наконец придворный, человек в сравнении с остальными легкомысленный и лживый, поучал меня, как следует обманывать королей. Общение же с последними породило во мне чувство отчаяния, ведь мне по праву рождения надлежало вступить на отцовский трон.

Везде я встречал множество пороков и недостаток добродетели, везде видел слабых, порабощенных причудами сильных мира сего с их тщеславием, завистью, алчностью и распущенностью. Везде я мог мысленно разделить население на две категории, равным образом достойные сожаления. В одну из них входят богачи, рабы своих удовольствий, в другую — несчастные жертвы злого рока. У первых мне ни разу не довелось наблюдать стремление стать лучше; что касается вторых, то у них просто не было такой возможности. Казалось, все действия и тех и других направлены лишь на то, чтобы всем стало хуже, они как бы стремятся надевать на себя все более и более ужасные вериги. Живущий в изобилии, по моим наблюдениям, постоянно заковывал себя в цепи все новых и новых желаний, тогда как презираемый, осмеиваемый им бедняк не получал от него даже ободрения, необходимого для того, чтобы и дальше влачить тяжкое бремя нищеты. Я выступил за соблюдение равенства, но мне заявили, будто бы равенство — всего лишь химера. Однако вскоре я обратил внимание, что именно противники равенства многое потеряли бы от его введения. С тех пор я начал считать равенство возможным… Да что я говорю! С того времени я понял: только в условиях равенства народ становится счастливым.[41] Природа сотворила всех равными; мнение, будто люди рождаются неравными, ложное. Повсюду, где будет соблюдаться равенство, люди обретут счастье. Но они никогда не будут счастливыми там, где между ними сохраняются различия. Кроме того, такие различия идут на пользу лишь части народа, тогда как законодатель обязан заботиться о том, чтобы все люди имели одинаковое право на счастье. Только не говорите мне, что уничтожить различия между людьми чрезвычайно трудно; главное — нужно рассеять предрассудки и уравнять состояния; подобная реформа, поверьте мне, пройдет гораздо проще, чем введение какого-нибудь нового налога.

Во всяком случае, на практике я столкнулся с меньшими трудностями, чем любой другой реформатор: народ мой еще не ушел из естественного состояния, так что ложная система отличий не успела его испортить. Итак, все мне обещало успех.

Сочтя, что равенство станет необходимой основой моих планов, я приступил к изучению второй причины человеческих зол: я имею в виду страсти. Под конец я нашел верное средство сделать менее несчастным человека, беспрестанно колеблющегося между