Путь Абая. Книга третья - Мухтар Омарханович Ауэзов

С грустной, ироничной улыбкой на лице шел Абиш по осиянной луною степи. Он прислушался к звукам ее ночной жизни, к далекому гвалту аульных псов, с разных сторон азартно перелаивающихся друг с другом. Порой пролетали в тишине человеческие голоса, - гортанный короткий окрик сторожа, охраняющего стадо, звонкие, высокие голоса перекликающихся молодых женщин. Редкая ночь Арки бывает столь дивной, синевато-жемчужной, полупрозрачной, как эта, - обычно ночь над степью темна и непроглядна.

Отсвечивая под луной серебристо-палевым сиянием, просторная равнина, покрытая ковылем и типчаком, предстала молодым людям, вольно шагавшим по ней, сквозь завесу легкой дымки. В полынном легком настое ночного воздуха дыхание порой улавливало освежающий, пряный аромат невидимой, стелющейся по земле травы-скрытницы.

Встревоженный долгим, непростым разговором с Даркем-баем, Абиш не торопился возвратиться в аул. Он шел, оглядывая степные подлунные дали, и тихие невольные вздохи исходили порой из его груди. В минуты тоски по родине, на чужбине, вспоминая весенний джайлау, лунные ночи в степи, подобные этой, он думал, что может больше не увидеть все то, что так сильно любил в этой жизни. Или если вновь увидит, то его тоскующую душу больше не взволнует родная природа. Однако все оказалось не так. И сейчас, если под ним был бы резвый конь, он подстегнул бы его камчой и поскакал во весь опор в степь, - погнался бы за таинственными туманами ночи, в душе смутно надеясь на какую-то чудесную встречу с чем-то, с кем-то...

Абиш спросил у молодого друга об одном обстоятельстве, давно беспокоившем его.

- Оу, Дармен, скажи мне, как Магрипа? Почему ты до сих пор ничего не рассказываешь о ней?

С ответом Дармен не задержался.

- Абиш, у Магрипы ничего не изменилось! Все по-прежнему. Я ничего не говорил, полагая, что ты все знаешь из письма Ма-гаша.

- Но письмо от Магаша я получил в начале зимы. С тех пор прошло месяцев семь-восемь!

Дармен тотчас понял, чего опасается Абиш.

- Я думаю, не месяцы - годы могут пройти, а Магрипа будет все такая же! Замечу тебе, ага, - Магрипа верна и предана тебе одному! А всей ее надеждой и утешением является твое единственное слово, о котором в прошлом году ты поведал мне. Абиш, да она в тебе души не чает!

Выслушав Дармена, взгрустнувший Абиш тихо вздохнул.

- Но я, Дарменжан, пока не принял никакого решения. Я чувствую себя перелетной птицей, улетевшей в дальние края. Впереди еще один год учебы. Кто его знает, как повернет судьба. Заставлять девушку ждать, не давая ей уверенности, совершенно несправедливо с моей стороны. я это понимаю.

- Это правда! Родители ее, все близкие родственники озабочены тем, что Магрипа оказалась связанной без веревки. Но наши аулы не собираются упускать ее из рук. Не получилось

сватовства в прошлом году, получится в этом... Твои родители могли бы, конечно, дать благословение и в будущем году, как полагаешь ты. Но если этим летом не обменяешься с Ма-гиш словом верности, то обречешь эту чудную девушку еще на большие мучения. Я давно хотел сказать тебе это - и теперь говорю! Абиш, подумай о Магрипе!

На все это Абишу нечем было возразить, он лишь молча кивнул головой. Но, приложив руку к груди, он только тяжело вздохнул. И ничего не сказал в ответ Дармену. Даже в том случае, если бы он был здоров, на вопрос о женитьбе он ничего не мог бы ответить. Ибо то, что он узнал в разговоре с Даркембаем, - о создавшемся тяжком положении народа, о душевном разладе постаревшего отца, о враждебном отношении к нему сильных родичей, - все это не позволяло Абишу заявить другу о своем немедленном согласии на женитьбу. Но какой-то ответ надо было ему дать.

Абиш взял под руку своего младшего друга.

- Апырай, Дармен, почему зло существует безнаказанно? Почему так несчастна и бесправна наша необъятная степь? Почему нашлось столько людей, вставших на сторону злого Ораз-бая? - спрашивал Абиш.

- Абиш, то, что ты услышал от Даке, это всего лишь часть целого. Всего, что происходит у нас, ты еще не знаешь.

Отбросив в сторону общие рассуждения, Абиш перешел к злобе дня.

- Кроме Оразбая, на Чингизе кто враждебно настроен против отца?

- Дальние и ближние.

- Кто дальний? Кто ближний?

- К примеру, дальний, - это Жиренше. Ближний - не кто иной, как твой дядя Такежан. Крыши его аула видны отсюда.

- А Такежан отчего не уймется?

- Его вражда к Абаю - дело особенное. И действует он скрытно. В разных местах расставляет свои силки, выжидает, устраивает засады. Усердствует не меньше Оразбая и Жирен-ше. Слышал я, что твой дядя Такежан замышляет что-то очень подлое и коварное... Мне трудно говорить об этом, потому что я ничего доказать не могу.

- О чем ты, Дармен?

- Словом, в этом траурном году, до годового аса по Оспану, было бы Такежану позорно выставлять на люди свою враждебность к Абаю. Но, с другой стороны, Оразбай, Жиренше торопят его, подталкивают в спину: «Действуй скорее. Цели наши одинаковы. Если немедленно не присоединишься к нам, то считай, - ты не получил свое и пролетел мимо». Чтобы угодить им, Та-кежан стал искать повод, чтобы окончательно порвать с Абаем. И сейчас, говорят, он уже нашел такой повод.

- Что за повод? Какой? Поясни.

- Он касается того, чтобы выставить все достояние покойного Оспана на дележ.

- Что?! Какой дележ? Ведь и года не прошло после смерти Оспана-ага! Перед глазами у всех стоит еще его незабвенный образ!

- В том-то и дело. Ведь говорится: «Коварный друг, который хочет свалить товарища с коня, садится позади него». Словом, Такежан хочет возложить на Абая какую-то тяжелую вину, а потом, разорвав с ним, открыто перейти на сторону Оразбая, Жи-ренше. Возможно, все прорвется на днях - словом или делом. Ты сам увидишь все. - Сказав это, Дармен окончательно замолчал.

Да и Абиш ни до чего не стал докапываться. Он решил, что об остальном подробно расспросит у брата Магавьи и у отца.

2

Пора осенняя. С джайлау из-за Чингиза возвращаются на Ералы аулы, занимают привычные для них стоянки, просторные осенние пастбища.

В траурный дом Оспана между тем продолжали приезжать люди из прикочевавших на осенние пастбища аулов - близко расположенных