Венгерский рассказ - Клара Бихари

— Пойдемте, — заторопился я, — выпьем где-нибудь по бокалу вина с содовой. Пошли, Регина!

— Ты один, — ответила она. — Идите выпейте, а я наведу здесь порядок. — Лицо ее стало сразу каким-то деревянным.

Такое выражение в обществе моих друзей бывало у Регины и раньше, и я очень сердился на нее за это.

— Потом наведешь порядок, — сказал я и взял ее за руку. Я видел, как Марер повернулся, вышел на лестницу и прислонился к перилам.

— Нет, я не пойду, — сказала Регина.

В такие моменты она очень сердила меня, но в то же время я был в отчаянии оттого, что она сердится; глаза у нее стали большими, лицо словно осунулось, нижняя губка выпятилась: упрямство даже красило ее.

— Мальчики, правда же, вы не обидитесь на меня?

Однако я видел, что Нанди отнюдь не возражал бы, если бы и Регина пошла с нами. Он всегда старался сдружиться с ней, но Регина держалась с ним высокомерно. Как-то я упрекнул ее за это, а она высмеяла меня: «О, с Нанди так и нужно обращаться!» Я не стал возражать, хотя знал, что Нанди терпит ее высокомерие только ради меня; вообще он был очень чувствителен к подобным вещам.

Сейчас он слегка склонился перед Региной.

— Целую ручки! — сказал он. И, рассмеявшись, добавил: — Целую ваши лапки!

Такой уж он был — без шутки ни шагу. Марер, дожидавшийся нас на лестнице, оттолкнулся от перил, степенно попрощался с Региной и надел шапку. Я поцеловал Регину.

— Скоро вернусь, маленькая!

Регина кивнула мне в ответ. Мы медленно стали спускаться. На третьем этаже Марер остановился.

— Тебе тоже лучше бы остаться.

— Больше ничего не придумал? — перебил я. — И у меня в горле пересохло.

Чувствовал я себя, по правде говоря, прескверно. Пока мы спускались по лестнице, пока выходили на улицу, я твердо решил признаться во всем. И самое позднее — в корчме. Да, самое позднее. Если я и сегодня не сделаю этого, то завтра-послезавтра между нами, может статься, все будет кончено. Если я не расскажу всего сам, то это будет похуже, чем совратить жену Марера или, скажем, украсть из кармана Нанди бумажник. Я понимал, что пора начинать, и потому не мог сказать ни слова; друзья разговаривали о чем-то, а я только кивал головой да откашливался, не слушая и ни слова не понимая из разговора.

Поблизости нашли какую-то корчмушку. Я подошел к кассе и заплатил за три бокала вина с содовой. В ценнике значилось вино сорта «Мори эзерйо», но оно оказалось кислым, как капустный рассол. Помещение было неприютным, ветхим. Прислонившись к изразцовой стене, со стаканом в руке стоял нищий на костылях. У стойки несколько маляров в спецовках пили пиво. Мы подошли к круглому столику, чокнулись.

— Ну что же, — проговорил Марер, — еще раз желаю много счастья!

Мы уже хотели выпить, как вдруг Марер отнял бокал ото рта.

— Ты знаешь, Шаньо, что я не люблю читать мораль, — начал он, — но кое-что в жизни я повидал. С Региной все будет по-другому, не так, как когда ты был один.

У меня даже дыхание перехватило: Марер заглянул мне в душу, да оно и не удивительно — за три года мы хорошо изучили друг друга. Я быстро поднял стакан повыше и, заслонившись им, сказал:

— Я знаю, о чем ты. Но друзья остаются друзьями.

— За дружбу! — поднял Нанди бокал. Он отхлебнул из него, но тут же сморщился. — А я уже привык к «вита-кола».

Марер отпил немного и ладонью обтер запотевший стакан.

— Друзья, — проговорил он. — Ну конечно. — Вновь отпил, достал из кармана смятую пачку папирос и угостил. Свою он разломил надвое и вставил половину обломленным концом в мундштук. Я зажег спичку и поднес ее Мареру, но он прикурил не сразу, сперва размял сигарету двумя пальцами.

— Видишь ли, Шаньо, главное сейчас, чтобы вы с Региной поняли друг друга.

Я забыл о спичке и обжег себе кончики пальцев; охнув, я опустил спичку в винную лужицу. Она зашипела и обуглилась. Марер подождал, пока я зажгу новую спичку, прикурил и посмотрел по сторонам.

— А не съесть ли нам по соленому рожку? Это дрянное вино так и жжет желудок.

Я подошел к стойке и попросил пять рожков. Стоя спиной к друзьям, я вдруг подумал, что они разговаривают сейчас обо мне. Я неожиданно повернулся к ним, но мне тут же стало стыдно: Марер безучастно смотрел на улицу, а Нанди не сводил глаз с нищего на костылях. «Если я сейчас не расскажу им, дело будет совсем испорчено», — подумал я. Поставив корзиночку с рожками на стол, я подождал, пока Марер взял один, откусил кончик и стал жевать.

«Сейчас, — подумал я, — сейчас вот скажу». Сердце в груди бешено колотилось, и по телу пошли тяжелые, горячие волны.

— Марер! — начал я, но тот даже не взглянул на меня. Тогда я понял, что беззвучно шевелил губами, не произнося ни звука. — Марер! — заговорил я снова, но Нанди, обмакнув свой рожок в вино, засмеялся и повернулся ко мне:

— Теща твоя нас не честила, когда гости разошлись?

— Теща? А почему она должна вас честить?

— Уж больно громко мы горланили на свадьбе.

— О нет, — начал я. — Теща ничего не говорила.

Я не понимал, почему он вдруг заговорил о теще, и даже не мог вслушаться как следует в его слова. В голове у меня сидела одна мысль: «Если я сейчас не скажу, они заведут какой-нибудь разговор, потом разойдемся по домам, а тогда у меня вовсе не хватит духу признаться. А потом все выяснится, ведь не пройдет и недели, как все выяснится, и будет большим свинством, что я не сказал сам. Да, это будет большим свинством».

— А ты заливался, что твой солист! — бросил Марер Нанди. — Все пытался спеть «Аванти, пополо…».

Нанди ухмыльнулся, постучал кулаком по лбу.

— Такое уж настроение у меня было. Старики что-нибудь обо мне говорили, когда мы ушли?

— Ничего, — ответил я. — Ничего, — повторил я еще раз, не понимая как следует, о чем он, собственно, спрашивает. «Почему же я молчу?» — задавал я себе один и тот же вопрос.

— А Марер? — спросил Нанди.

— Что?

— Марер, спрашиваю, прилично себя вел?

— Конечно.

— «Аванти, пополо!..» — хихикнул Нанди. Ему очень нравилось, что он делал что-то такое, в чем не очень-то отдавал себе отчет. — И так всю ночь?

— Со всякими другими маршами вперемешку, — засмеялся Марер.

— С какими маршами?

— С разными. Даже марш артиллеристов пел.

— И марш артиллеристов?! — громко рассмеялся Нанди,