Усадьба Сфинкса - Константин Александрович Образцов

им некоммерческий фонд «Фивы», в собственности которого находится небезызвестная Усадьба Сфинкса. Помимо этого, тому же фонду принадлежит и компания, которой в настоящее время руководит Аристарх Леонидович фон Зильбер и которая ведет коммерческую деятельность, связанную с Усадьбой. Более того, как мне удалось выяснить, незадолго до смерти старший Зильбер передал этому же фонду несколько объектов недвижимости, а именно две принадлежащие его семье квартиры площадью 353 и 125 квадратных метров на набережной Мойки и на Московском проспекте соответственно. После этого не стало неожиданностью то, что основным учредителем прочих юридических лиц, связанных с семьей фон Зильберов и ныне возглавляемых Аристархом Леонидовичем, является все тот же фонд «Фивы». И вот теперь главное…

Адахамжон сделал паузу, как фокусник, готовящийся превратить горящую свечку в розу.

– Леонид Иванович завещал после смерти все свое имущество, включая долю в 51 % в фонде «Фивы», своей внучке Марии Аристарховне фон Зильбер. До наступления совершеннолетия ее отец управляет всем как доверенное лицо и опекун, но всего через полгода, когда ей исполнится восемнадцать, она станет хозяйкой абсолютно всего, включая саму Усадьбу Сфинкса, коммерческие фирмы и квартиры, после чего, при желании, может, согласно грубоватой поговорке, выгнать отца и нелюбимого брата с голыми ягодицами на мороз. Разумеется, этого не произойдет, если по какой-то причине Мария Аристарховна не сможет вступить в право наследования. Например, в случае своей смерти. Я ничего не утверждаю, но только излагаю факты. И вот еще один: будущая наследница состояния семейства фон Зильберов идеально подходит на роль жертвы Сфинкса и по возрасту, и по внешности. Как вы верно заметили, подражатель не может знать, известно ли нам о том, что убийцей был Леонид Иванович Зильбер, равно как и про генетические аномалии его жертв. Но он, будучи превосходно осведомленным об обстоятельствах старого дела Сфинкса, может имитировать возвращение неуловимого преступника только лишь для того, чтобы совершить одно, необходимое для него убийство.

– Как объяснить совпадение генома прошлых и нынешних жертв? – спросила Зоя.

– Это только предположение. Совпадают несколько фактов наличия в роду малоприятных предков, этого недостаточно для выводов.

– Отец и сын фон Зильберы не покидают Усадьбу, – заметила Алина.

– Нет проблем в том, чтобы кого-то нанять для грязной работы. Особенно если в силу некоторых семейных обстоятельств очень хорошо знаешь детали некогда совершенных убийств.

Алина вспомнила задрожавшие губы, сверкающие слезы в синих глазах, тонкие пальцы, стиснувшие кремовые перчатки.

– Если так, то Марии Аристарховне не помешает помощь, – сказала она. – Но все же я хочу удостовериться, угрожает ей продолжатель миссии Сфинкса или подражатели, использующие его образ действия, чтобы расправиться с наследницей.

– Первое нелогично, – возразил Адахамжон. – Получится, что дед должен был бы убить свою внучку.

Алина улыбнулась.

– Видите ли, не только вы обратили внимание, насколько Мария Аристарховна фон Зильбер подходит под описание типичных жертв Сфинкса, поэтому я решила, что имеет смысл сделать анализ ее ДНК.

– Полагаете, она согласится?

– Мы не спросим, – Алина заговорщицки подмигнула. – У нас есть стакан, из которого она пила накануне. И я уже отправила его на экспертизу.

Глава 17

Я проснулся, окутанный тишиной и прохладой, растворившей уже почти неуловимые сладковатые ароматы цветов и погасших свечей. В узком окошке над изголовьем светилось бледно-серое небо. Кровать, на которой я лежал, была огромной, высокой, и занимала почти все пространство маленькой спальни на втором этаже. Очень толстый и мягкий матрас словно специально предназначался для того, чтобы под него подкладывать принцессам горошины; металлическая спинка причудливой ковки состояла из переплетения стеблей и соцветий фантастических растений, лилий и роз, и в них крепко вцеплялась Машенька, когда сидела на мне и яростно, с бешеной силой и скоростью двигала бедрами.

«…не шевелись!.. убери руки!..»

В голове было пусто и ясно, как солнечным ранним утром, но вечер и ночь вспоминались урывками, так, словно я провел их в бессознательном состоянии или беспробудном запое. Я лежал голым; пуховое одеяло было отброшено, скомкано и застряло между стеной и кроватью. Под ним обнаружились мое нижнее белье, водолазка и брюки. Я встал и оделся; тело ощущалось сильным и легким, не считая лишь характерной, тягуче-приятной легкой боли в самом низу живота и паху. На белых простынях темнели обширные влажные пятна, в которых широкими мазками алела кровь и свивались тонкими ломкими линиями несколько длинных, темно-русых волос. Некоторое время я смотрел на этот ночной этюд:

«…можно, да… пожалуйста, можно…»

А потом накрыл его одеялом.

На низком потертом комоде в углу, рядом с погасшими восковыми свечами, растекшимися в керамических плошках, обнаружилась записка:

«Милый, я уехала в город! Спасибо тебе, целую, твоя М.»

Я бережно сложил записку, убрал в карман и по тесной винтовой лестнице со скрипучими рассохшимися ступенями спустился вниз.

За дверью внизу у лестницы действительно располагалась крошечная уборная с душем, кривовато нависшим над пожелтевшей старинной ванной; стены были облицованы камнем, похожем на тот, из которого сложили очаг в нижней гостиной. Огонь в нем давно погас, с почерневших обугленных головешек сквозняки сдували легкий белесый пепел. Я прошел по дощатому полу через гостиную, позади которой оказалось некое подобие кухни: зеленый шкафчик с закрытыми дверцами на стене, табурет и чугунная дровяная плита на одну конфорку. Столешницей служил широкий подоконник выходящего на задний двор небольшого окна, за пыльными стеклами которого видны были сваленные среди палой гниющей листвы и пожухлой травы старые каменные кресты и надгробия, покрытые пятнами мха и плесени. Похоже, что когда-то в этом домике жил смотритель кладбища, хотя я бы все же поставил с большей уверенностью на лесную ведьму. На одном из могильных камней, напоминающем осколок черной скалы, можно было различить странный символ, похожий на пентаграмму с кругами на каждом луче. Я попытался прочесть имя, но буквы стерлись дождями и временем. От этого занятия меня отвлек тоненький писк: маленькая серая мышка-полевка сидела на полу совсем рядом с моей ногой. Она внимательно разглядывала меня и теребила передними лапками усики на смешной мордочке.

– Привет, – сказал я. – Вот куда вы перебрались из Усадьбы, да?

Мышка еще раз пискнула и исчезла.

В гостиной поперек дивана лежало мое пальто, на каминной полке нашлись часы: стрелки показывали почти девять, и это значило, что к завтраку в Усадьбе я не успею явиться. Можно было, конечно, попробовать снова пустить Сибиллу в галоп, но сама мысль об этом отозвалась в ягодицах фантомной болью, да и торопиться, рискуя почти буквально сломить себе голову ради утренних монологов