Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

в девяностые до старых немецких архивов вообще никому не было дела, а чуть позже, когда государство стало поощрять идеологические изыскания, про «Культурный код» снова вспомнили. Из тех, кто занимался проектом при Брежневе и Андропове, уже никого не осталось, так что пришлось начинать почти с нуля.

Новые исследователи взялись за работу со скептическим прищуром и быстро пришли к выводу, что бо́льшая часть материалов – полная туфта. Атланты и нибелунги, свастика и руны, Шамбала, Копье Судьбы, культ Хель и попытки ее воплощения – все это было любопытно, но совершенно ненаучно. А вот исследования арийско-скандинавского мифологического пространства и попытки проникновения в него заинтересовали ученых куда больше.

«Наследие предков» сумело создать технологию объединения коллективного сознания, а точнее, коллективной веры. И чем больше прибывало носителей этой веры, чем мощнее становился инструментарий, тем ближе подходили исследователи к прямому взаимодействию со всеми персонажами мифологии – богами, героями и прочими сказочными существами. Генрих Гиммлер, курировавший проект, ставил невыполнимую задачу извлечения легендарных артефактов из мифологического пространства в реальность. Для этого и работала пропаганда всей страны, рекрутируя все новых и новых последователей и «германизируя» захваченные территории. Однако Третий рейх пал раньше, чем «Аненербе» удалось воплотить хоть какое-либо древнее сверхоружие.

Зато осталась технология. И светлые умы из «Культурного кода» сосредоточились на том, чтобы, как и немцы, создать мифологическое пространство и проникнуть в него. Главной проблемой стало, как ни смешно, отсутствие в стране по-настоящему верующих людей. Лезть в пространство христианства руководители проекта по понятным причинам опасались, а исконно русской, славянской мифологии у нас просто не сохранилось.

Проект уже собирались сворачивать, однако вспомнили, что в глухомани за Северной Двиной до сих пор существуют старые деревни родноверов, хранящие славянские языческие традиции. Организовали несколько экспедиций, собрали фольклор и сказания. Хотели договориться об участии в экспериментах, но деревенские старейшины отказались наотрез.

Пришлось привлекать передовую микроэлектронику и внедряться в мозги родноверам с помощью наноботов через пищу. Эксперимент оказался удачным, и спустя всего несколько месяцев первое русское мифологическое пространство было готово принять исследователей. Тогда-то Славка и привел Ивана, чей мозг показал лучшие результаты во всех тестах. Он и был назначен первым «мифонавтом»-испытателем.

Иван зачарованно глядел на голубоглазую девушку.

– Ну чего ты замерз? – чирикнул снегирь. – Надо ее откопать, что ли.

Края обломков черепов оказались неожиданно острыми. Иван успел сломать пару ногтей, но продвинулся не очень далеко – очистил лишь часть шеи девушки с амулетом, висящим на грубой льняной нити. Амулет был в виде косого креста с перпендикулярной перекладиной на конце каждого луча. Чтобы извлечь девушку из завала полностью, потребовались бы часы тяжелой и грязной работы.

Лицо Марьи еще более порозовело, однако сохраняло и мертвенную бледность. Увидев, что ее спаситель утомился, она слегка улыбнулась:

– Спасибо тебе, добрый молодец. Но дело твое пустое. Я все равно не смогу встать.

– Почему? – удивился Иван.

– Нужна мне мертвая вода. И живая вода. Сможешь добыть, принести – я и встану. А нет – останусь здесь навсегда.

– А где ж их добыть-то?

Марья прикрыла глаза и заговорила размеренно, будто в полусне:

– Мертвая вода – в тридевятом царстве, за рекой Смородиной, за Калиновым мостом…

Снегирь на плече восхищенно пискнул. Иван недовольно дернул плечом, успокаивая напарника.

– И как туда добраться?

Девушка приоткрыла веки, посмотрела куда-то мимо.

– Видишь марь? Она и приведет.

Иван огляделся. Туман как будто стал плотнее.

– Ну хорошо… А живая?

– А живая понадобится после. Принеси для начала мертвую.

Марья закрыла глаза, щеки побледнели, снова делая ее похожей на покойника. Иван понял, что разговор окончен, и поднялся.

– Странно все это, – шепнул он снегирю.

– А ты думал? – щебетнул тот. – Это же пространство фольклора, сказки.

– И что делать? Ты хочешь, чтобы я в самом деле поперся в это тридевятое, прости господи, царство?

– Конечно. Разве в сказке герой может отказать в помощи? Даже странному на первый взгляд персонажу? Я уж не говорю о симпатичной деве.

Иван опять хмыкнул:

– Ну ладно. Допустим. Вытаскивай меня, посидим, обсудим план.

Снегирь чирикнул и замер.

– Слав? Ты тут?

Птичка не реагировала.

– Славка? Алло? Что там? Разрыв связи?

– Да нет, я слышу тебя. Подожди. Тут, блин, что-то странное.

– Да что там?

– Я не могу тебя вытащить. Сигнал на пробуждение не идет… Похоже, твой мозг все еще там.

Иван огляделся. Он по-прежнему стоял на кургане из черепов над лицом бледной девушки.

– Я вижу, что я еще тут. Как такое может быть?

И тут Марья снова открыла глаза. И улыбнулась:

– Что, Вань, хотел сбежать, да не можешь? Это потому, что я держу тебя. Принесешь мне мертвой и живой воды – отпущу.

Грязь. Все та же холодная грязь под ногами, и некуда присесть. Иван стоял у подножия кургана, а на плече голосом Славки пищал снегирь:

– Никак! Понимаешь, никак! Перепробовал, блин, все – аварийный выход, перезагрузку, полную проверку системы – и никак! Не могу вытащить твое сознание. Застряли. Застряли, понимаешь?!

– Спокойно, спокойно. Давай думать, что делать.

– Я не знаю, Вань! Пора сообщать наверх. Это ЧП, да. Нас по головке не погладят, как ты понимаешь. Но сообщить, блин, надо по-любому.

– Подожди, Слав. Может, пока не дергаться? Сбегаю я за этой водой – и спокойно выйдем.

– Рискуем, блин.

– Рискуем. И сообщить все равно придется. Но, как говорил товарищ полковник, лучше принести не проблему, а решение, верно?

Снегирь раздраженно чирикнул. А Иван вдруг увидел, что плотный туман, окружающий их, в одном месте как будто разошелся, образовав проход.

– Похоже, я знаю, куда идти. А ты пока поищи, что за мост и что за река, ладно?

Реку он почувствовал раньше, чем увидел. И только тогда понял, что прежде почти не ощущал запахов. Грязь, холм из черепов – все это не пахло ничем. А от невидимой пока реки несло тухлятиной на всю округу.

– Слав, чего она так воняет-то?

– А ты думаешь, почему ее Смородиной назвали? По ягодам?

– Ну да, – пожал плечами Иван.

Снегирь зачирикал, изображая смех.

– Я думал, ты в курсе. «Смород» на древнерусском – это вонь, смрад. Вот она и смердит, оправдывая название.

Иван медленно выдохнул, пытаясь унять волну тошноты. Сама река все еще скрывалась в тумане, однако из дымного марева стали проступать вертикальные колья.

– А вот и мост, – чирикнул снегирь.

Вновь показался просвет в мареве, и Иван увидел его целиком, кроме дальнего конца. У входа на мост возвышались толстые остроконечные жерди, похожие на сторожевые башни. За ними по обе стороны вместо