Лики страха - Влад Райбер

иногда нарочно задерживался для встречи со мной. Он кланялся, рассказывал, что считал свою жизнь ничтожной, пока голос «царя ада» не пообещал ему встречу со мной. И он ждал этого почти двадцать лет.

Этот безумец, этот добровольный раб… ждал от меня приказов, желал совершать подвиги, говорил, что он может больше, чем просто обеспечивать меня едой и кровом. Но я не знал о чём его просить. Я считал, что, как и все просто живу на этом свете. Я не верил в высокое предназначение. Все мои действия, играющие на руку нечистой силе, были побочными.

И настал тот день, когда тот мужчина заявился ко мне по среди дня. Он вошёл в комнату и бросил мне две отрезанные головы. Они с грохотом покатились и ударились о мои ноги. Капля крови попала мне на лицо…

– Повелитель, это моя жена и мой сын, – сказал мужчина, упав на колени, его лицо сияло безумным восторгом. – Прошу извинить меня, что долго не мог решиться, но сегодня я с лёгким сердцем отдаю их вам. Примите мою жертву!

Я стоял с окровавленными ногами, смотрел на белые лица, открытые рты, закатившиеся глаза… Сумасшедший раб, прижался лбом к полу, поднимал и опускал руки, бредил клятвами о вечном служении и покорстве. Тень на стене стала чёрной, как пропасть, её рога упирались в потолок.

Не знаю почему, только в ту минуту я понял, сколько ужасного творилось с моей помощью и ради меня.

Я будто всю жизнь провёл во сне и только тогда проснулся. Я плакал, слёзы градом катились по щекам. Я плакал, стонал и вздрагивал. Ещё никогда в жизни мне не было так больно и так страшно.

И я решил: «Больше никогда!».

***

Я пережил очень тяжёлое время. Было сложно не открывать бесам новые пути. Я отказался от этого и умом и сердцем, но первое время руки сами тянулись рисовать неясные знаки на пыльных поверхностях. Я одёргивал и сдерживал себя.

Потом мне стали слышаться голоса. Они упрашивали меня, давили, говорили, что я должен! Во снах мне являлись миллионы бесов, ожидающих в темноте, когда я впущу их в мир живых. Это длилось много месяцев, я думал, что сойду с ума и погибну, но терпел. Рогатая тень на стене становилась всё бледнее и бледнее, пока не исчезла совсем.

Теперь я живу с двумя кошками, а близких знакомств с людьми не вожу. Работаю санитаром в клинике, мою полы, выкидываю мусор и выношу утки.

На добровольных началах помогаю в доме престарелых, ухаживаю за стариками. Кого-то вожу на коляске, кого-то кормлю с ложки. Среди пожилых людей есть те, кто не в своём уме, но никто из них не впадает в панику при виде меня. Я для них такой же, как и остальные.

Предназначения у меня больше нет. Я радуюсь, когда удаётся купить большой мешок кошачьего корма или стиральный порошок по скидке.

Иногда я по привычке смотрю на стены – нет ли там тени того, что я считал своим настоящим отцом? Он больше не является мне.

Я бы хотел прожить свой срок незаметно, помогать людям, как умею, и больше никогда не видеть эту тень.

Нежить

Мне пришлось временно переехать в ту малосемейку. Я знал, что не застрахован от финансовых трудностей, но не думал оказаться в настолько бедственном положении, что даже моя квартира стала мне не по карману.

Я до сих пор не выплатил ипотеку за свою двушку в новостройке, в приличном районе. Доходы у меня были хорошие, а потом грянуло сокращение объёмов производства, сокращение бюджета, переход на дистационку.

Короче, всё стало для меня слишком дорого. Я сдал свою квартиру в аренду, а сам снял самый дешёвый вариант, далеко от центра. Всё равно в офис мне надо было приезжать раз в неделю. Да и жил я один с недавних пор. Девушка от меня ушла – двум дистанционщикам трудно находиться в одной квартире сутками.

Проблемы сыпались на мою голову одна за другой. Это меня подкосило, но я старался не впадать в уныние. Всякое бывает в жизни. Я собирался полностью погрузиться в работу и потихоньку, шаг за шагом, приводить в порядок свои финансовые дела.

Дом, в который я въехал, поражал своей массивностью. Единственный подъезд и девять этажей, каждый из которых представлял собой длинные коридоры вправо и влево. Бесконечные двери… моя была почти в самом конце левого крыла на восьмом этаже. Пока туда доберёшься – с ума сойдёшь. Общага, гостинка… Иначе не скажешь.

В подъезде соблюдали чистоту, но его вид наводил тоску. Места, где были дыры и трещины в стенах, кое-как заляпали гипсовой штукатуркой и сверху замазали краской. В коридорах драный линолеум, жёлтые лампы, тусклый свет. Убого, мрачно, холодно.

Моя квартира – комната за фанерной дверью. Там было тесно даже для одного человека. Чтобы не сойти с ума от тоски, я представлял, что приехал в путешествие и поселился в однозвёздочном отеле, потому что другого нет. Но приехал я не отдыхать, это рабочая поездка, поэтому нечего жаловаться на условия. Что есть, то есть. Я тут не навсегда.

Как только я привёз свои вещи и стал наводить порядок в квартирке, ко мне постучался сосед.

Это был мужчина лет сорока пяти. Выглядел он просто, как обычный работяга, но разговаривал со мной интеллигентно, обращался ко мне на «вы». Мне даже стало стыдно за свой снобизм и предрассудки насчёт людей, которые живут в таких районах. Я предложил новому соседу кофе, он отказался.

– Вы не подумайте, я пришёл по делу, – сказал мужчина. – В нашем «человейнике» не принято друг друга беспокоить. Но есть у нас очень важное правило и его надо знать.

– Какое? – спросил я.

– Мы тут все возвращаемся домой до двадцати трёх ноль-ноль, – ответил мужчина. – В подъезд все жильцы заходят до одиннадцати вечера. Не позже! Из квартиры ночью тоже не стоит выходить.

Я подумал: как хорошо, что люди в этом доме так любят тишину. Никто не будет мне мешать работать и спать.

– Мне подходит это правило, – сказал я. – Шуметь по ночам не буду. Я и так по вечерам сижу дома, а если где-то задержусь, то поднимусь к себе так тихо, что вы не услышите. Знаете, в Швейцарии по ночам люди даже воду в унитазах не спускают, чтобы не беспокоить соседей.

Я надеялся, что мужчина хотя бы хихикнет, но он наоборот сделался серьёзным:

– Вы меня не поняли.