Самая страшная книга 2014-2025 - Ирина Владимировна Скидневская

И Лара терпела. Ради Киры – и только ради нее. Забота о дочери всегда лежала на ней, тяжелым, но таким важным грузом. Андрей всегда был в стороне; сначала просто не хотел менять ей пеленки – не мужское дело. Но чем старше становилась Кира, тем чаще в его глазах появлялось холодное удивление, от которого в животе Лары неизменно скручивался тугой узел.

– Она не похожа на меня, – сказал он однажды бесконечно чужим голосом. И вдруг осклабился. – Ты ее на принтере, что ли, распечатала?

У Лары не осталось собственных детских фотографий. Те немногие, запечатлевшие ее, она сожгла перед побегом – символическое прощание с постылым детством. Сколько раз потом она корила себя за это? Не сосчитать. Но Кира действительно походила на нее в детстве – так же, как сама Лара походила на свою маму. Так говорил дед Игнат, и Лара верила ему.

– Мне тоже хорошо здесь, солнышко. – Коснувшись губами нежных волос на виске, она распрямилась, взялась за корзины. – Но ты ведь растешь, тебе нужны друзья, да и школа – не за горами. А сюда мы сможем приезжать хоть каждое лето, хочешь?

Они вышли к проселочной дороге.

– Хочу! – просияла Кира. – Тетя говорит, это наше место.

Вдоль спины выступила испарина.

– Какая тетя?

– Ну та, большая, помнишь? Я же рассказывала!

Девочка надула губки, взглянула исподлобья.

Лара сделала глубокий вдох.

– Она приходила к нам во двор? Когда?

– Да нет, – помотала головой Кира. – Не во двор. Во сне ко мне приходила!

Лара вспомнила разговор с отцом. Трясущаяся комната, больные, полные безнадеги глаза.

«Она пришла ко мне».

Сзади раздался резкий гул приближающейся машины. Колеса чиркнули по грунту, тормозя.

Огонь пожрал сердце, пожрал легкие, сжег глотку. Дышать стало нечем.

Ослабевшие пальцы разжались, и яблоки покатились в траву.

Кира тихо ойкнула за спиной.

Андрей улыбнулся ледяной, мертвой улыбкой.

– Ну, привет, сука, – сказал он почти ласково.

* * *

Руки – незнакомые, тяжелые – стиснули ее плечи. Стиснули до пульсирующей боли.

Лара чувствовала, как мелко трясется тело, как стучат зубы, как грудь стягивают стальным обручем обреченность и страх.

Кира была совсем рядом, и Лара изо всех сил старалась удержать на периферии взгляда ее маленькую, хрупкую фигурку. Дочь сотрясалась от беззвучных рыданий – рот ей зажимала широкая пятерня с темным рисунком вздувшихся вен.

В последние годы Андрей связался с плохими людьми. Лара не понимала до конца, кто они: бандиты ли, менты ли – из тех, о ком говорят «оборотни в погонах». Не понимала, но вздрагивала всякий раз, когда вечерами в их квартире вместе с человеком, которого она еще недавно так сильно любила, появлялись хмурые незнакомцы. Они постоянно курили, разговаривали грубыми голосами, смотрели тяжело и словно оценивая. Ощупывая. Раздевая.

Лара боялась этих визитов. Она пряталась в спальне, прижимала Киру к себе, говорила с ней только шепотом. Больше всего ее пугал приходивший чаще других лысый и тощий мужик лет сорока, бритый наголо, с заостренным подбородком. Лара не знала его имени, а сам Андрей и другие незваные гости всегда называли его Ржавым, – возможно, из-за поблекших золотых коронок на передних зубах.

Сейчас Ржавый был совсем близко, зажимал трясущейся Кире рот. Вторая пятерня уродливым пауком ползала по ее затылку. Поглаживала, скребла. Кира беззвучно плакала.

«Нет, нет, нет!» – исступленно билось в голове. Лара помнила Ржавого. Помнила, как тот всегда смотрел на Киру, если она не успевала увести дочь вовремя.

Андрей стоял над Тихоном. Нога в черном ботинке придавила тощую грудь старика. Распахнутые глаза, в которых стремительно таяли крупицы жизни, были устремлены прямо на Лару.

– Позови… – едва слышно прошелестели искаженные губы. – Позови…

– Кончай его! – сказал – нет, приказал Ржавый. – И девками займемся.

Держащий Лару хохотнул. Это был совсем еще молодой парень, не старше двадцати. Светлые волосы, широкие плечи, борцовская шея, пустой взгляд. Исходящий от него аромат какого-то мужского парфюма казался невозможным здесь, возле полуразваленных домов и буйных зарослей сорной травы.

Когда Лару заталкивали в черный внедорожник, она успела лишь прокричать Кире отчаянное «Беги!». И Кира побежала – прямо на Андрея. Она кричала ему что-то, била кулачками по обтянутым джинсами ногам. Он схватил свою дочь за ворот сарафана и швырнул на заднее сиденье, точно обгадившегося щенка. Его лицо, такое красивое когда-то, в далеком, чужом прошлом, кривилось холодным отвращением. На земле остался лежать розовым чехлом кверху подаренный на последний день рождения смартфон. Смартфон с родительским контролем.

Черный пистолет мягко чмокнул трубкой глушителя. Голова Тихона дернулась, взгляд остекленел. Андрей сплюнул на труп.

– Красава! – восхищенно выдохнул тот, кто держал Лару.

Тихон преградил путь мощному автомобилю, стоило лишь тому сделать полукруг, огибая деревню. Просто вышел из-за стены, обвитой диким плющом. Сидевший за рулем Ржавый выматерился, бросил Андрею короткое «разберись!». Сбоку, прижавшись, всхлипывала Кира. Блондин, сжимавший плечо, шипел угрозы. Лара даже не вслушивалась в свистящее «Только дернись, сс-су…». Она спала. Спала и видела кошмарный сон. И никак не могла проснуться.

Тихон что-то говорил, вздрагивая тощей кадыкастой шеей, а потом харкнул кровью. Прямо в лицо Андрею. И тут же согнулся от удара в живот. Упал на колени. Андрей утерся и ударил ногой. Ударил еще. И еще. Лара хотела закричать, хотела позвать, хотела умолять – но челюсти точно окостенели.

Дар речи вернулся к ней позже, когда на самом краю деревни их выволокли из душного салона. Поле было совсем рядом. Легкий ветерок играл с тусклыми колосьями.

Ноги подкосились, и Лара упала рядом с сжавшейся в комок Кирой. Потянулась, чтобы закрыть дочь собой.

– Не надо… – Слова получались дрожащими, жалкими. – Пожалуйста, не надо. Я уеду с тобой, все сделаю, все вытерплю, только не трогай, не трогай…

Трое курили. Блондин все скользил по ней липким, голодным взглядом. Ржавый рассматривал Киру, и от его усмешки холодело нутро. Андрей сжег свою сигарету в несколько затяжек.

– Ты сбежала. – В его голосе не слышалось эмоций. – А я говорил, что ты – моя. Я всегда это говорил.

– Твоя! – задохнулась отчаянием Лара. – Твоя, твоя, всегда твоей буду!

Блондин хохотнул, щелчком отправил окурок под ноги. Андрей медленно покачал головой.

– Уже нет. – Он ронял слова тяжело, безжизненно. – Моя бы не сбежала.

Земля под Ларой разверзлась бездной.

– Короче, без обид, молодуха, но и тебя, и малую мы где-нибудь тут и прикопаем, чтоб не бегали больше. – Ржавый говорил спокойно, буднично. – Лопаты в багажнике, мужики мы сильные, хорошо дело