Иван Царевич и серый морг - Янина Олеговна Корбут

– Думаешь, реально отчислит?

– Не знаю, насколько всерьёз говорил Волков, но это дело чести, если на то пошло. Он в меня поверил…

– Тогда тебе надо поговорить с теми, кто знал этого журналиста, – начал Суслик и тут же осёкся.

Из спальни вышла Лена с помятой физиономией и растрёпанными волосами. Если честно, я совсем забыл, что она спала в соседней комнате.

– Чего орёте? Что-то случилось?

– Да так, семейные дела, – отмахнулся я, пытаясь понять по её лицу, слышала ли она наш разговор. Но лицо её оставалось довольно бесстрастным всё время, пока мы завтракали и даже когда прощались, разбегаясь каждый кто куда: я – в универ, Вовка – в колледж, а Лена – на поиски материалов для практики.

Димка заявился ближе к вечеру и остановился у меня. Мы вышли прогуляться по центру. Солнце зрело на куполах церкви, виднеющейся из-за высоких деревьев. Мы с Димкой просто шли по улице «пешью», как он это называл, и от этого было так хорошо на душе, что я даже засомневался, стоит ли поднимать интересующую меня тему. Но речь, само собой, почти сразу зашла о Саенко.

– Вот видишь, брат, к чему приводит одиночество? – назидательно заявил Димка. – Он же нормальный мужик был, а потом развёлся. Жизнь пошла по наклонной. И как закончилась… Так что ты смотри, долго не гуляй. Года три-четыре ещё, а там… Встретишь хорошую девушку – женись.

– Работа, жена, дети… Не знаю, хочу ли так жить. Сытое счастье – оно какое-то неправильное.

– И что в нём неправильного? – искренне удивился Димка. – Счастье – это всегда хорошая идея. Неважно, каким образом оно к тебе приходит. Приходит – и ладно.

– Вот ты доволен своей жизнью?

– А то ты не знаешь… Я мечтал стать великим правдорубом, писать разоблачающие статьи, вершить судьбы. А сам торчу на должности зама главного редактора в средней руки газетёнке и ублажаю рекламодателей…

– В самой Москве! – добавил я из чувства справедливости.

– И всё равно она газетёнка средней руки. От меня ушла жена, потому что я завёл любовницу на работе. Теперь я вынужден ещё и снимать квартиру. Доволен ли я? Ещё как! Потому что живу по принципу: всё впереди. А тебе и подавно горевать нечего, совсем ещё зелёный.

– От тебя Вика ушла? – удивился я, потому что слышал об этом впервые.

– Только деду не говори. Вот так вот, брат. Так что теперь я, как говорят финны, всё чаще практикую калсарикянни.

– Это что такое?

– Слово, обозначающее «пить дома в гордом одиночестве в трусах и без малейшего намерения выходить в люди», если по-простому.

– Ты завязывай с этим.

– Да знаю, знаю. Слава богу, алкоголиков у нас в роду не было. Хорошо, что приехал домой. Душевно здесь так.

– Ага, если бы не машина – фиг бы ты нарисовался.

– Скучал? – Димка потрепал меня по волосам, разлохматив тщательно уложенный чуб.

– Ещё чего, некогда мне скучать, – буркнул я.

– Извини, мне казалось, раз дед тебя любит больше всех, этой любви хватит. Ну, в смысле, ты не будешь страдать от одиночества. Надо было чаще приезжать.

– Всё нормально.

– Чего тогда такой кислый?

– Да навалилось всё. А ещё я часто думаю, ту ли профессию выбрал. Мне кажется, вы всегда знали, кем хотите быть, а я пошёл в медицину из-за родителей.

– Да на самом деле никто ни черта не знает сразу. Васька просто правильный до зубного скрежета, вот он и нашёл своё призвание. А у меня всё просто так удачно совпало, что я нашёл себя в прекрасном и простом деле. Простом в том смысле, что оно очень конкретное. Хочешь быть журналистом – читай, пиши, поступай на журфак. Тогда это полностью соответствовало моим душевным потребностям. А ты ещё обязательно поймёшь, для чего тебя готовит судьба. Ну что, по пивку? Я угощаю.

Воскресенье подкралось незаметно, и проводить его дома я был не намерен. Димка сдал тачку и на автобусе поехал гостевать к деду, а я решил остаться в городе. Ближе к вечеру направился в сторону сквера. На половине дороги передумал и повернул назад. Суслик только приехал с дачи и помогал матери по дому, Лена моему появлению не обрадуется. После ночёвки у меня она забыла кое-какие вещи, и под этим предлогом я ей позвонил. Предлагал сходить в кафе или погулять по городу, но она так и не объявилась. Я всё равно пересилил себя, снова набрал её номер, но абонент опять был вне зоны действия. Оставался Сева. Он уже неделю был на больничном, но мне хотелось поговорить с ним о парашютисте. Рассказать, что я узнал, кто это, и посоветоваться, как быть дальше. А ещё посмотреть на медальон – казалось: я мог упустить какую-то важную деталь. Но телефон Севы не отвечал. Сговорились они все, что ли? Послушав длинные гудки, я принял решение.

Домой к Севе я заходил всего раз пару месяцев назад, когда тот тоже болел и просил передать больничный Жабе. Потому знал адрес, пешком от меня до его дома можно было добраться не запыхавшись. Через десять минут я уже шагал по спальному району, направляясь к типовой многоэтажке, почти подошёл к нужному подъезду, когда заметил оживление во дворе. Кучка жильцов собралась под балконами с торца дома. Почему-то меня сразу стали щекотать нехорошие предчувствия.

Старец в мятой панаме тряс палкой, указывая вверх:

– Вышел поискать внука, Лёньку. Я… а он… оно как засвистит, как… ох…

Его под руку подхватила немолодая женщина в халате:

– Садитесь, садитесь, Пётр Лукич, сейчас валидол вынесу. Или воды? Сейчас-сейчас…

– Что случилось? – спросил я у девчонки лет десяти, стоявшей в стороне с самокатом.

– Сева с девятого упал, – буднично ответила она, не поворачивая головы. – Скорая недавно увезла. Вроде насмерть.

Пока я пытался осмыслить её слова, старца усадили на лавочку две пожилые соседки, остальные собравшиеся принялись вполголоса дискутировать. Особенно усердствовал красномордый мужик в трико:

– Может, ещё ничего. Лично наблюдал, как бухой чувак с седьмого примерно этажа упал вниз на сугроб. Большой такой сугроб, примерно вышиной по колено. Полежал минут пять, потом встал и домой пошёл.

– Да ну?

– Год примерно девяносто восьмой был, а, Танька? Зима точно.

– Сейчас тебе не зима, – отмахнулась его жена. – Если бы сугробы…

– Это он с горя сиганул, от любови неразделённой, – прошамкала бабка, державшая на руках рычащего серого кота. – Тише, тише, Мурзилка. Я с мамкой его пару дней назад в очереди стояла, разговорились. Та и сказала, что у него