Общество мертвых бойфрендов - Елена Станиславская

Повестка лежала на диване, будто улика, к которой нельзя притронуться. Из открытого окна тянуло сквозняком, лист загибался с угла и силился перевернуться. Варя села, прижала бумагу и начала читать. Казенный язык не лез в голову: «В соответствии со ст. 188 УПК РФ Вам надлежит прибыть…» Взгляд скользнул ниже и выхватил главное: «…в качестве свидетеля по уголовному делу». Пальцы почти перестали дрожать. Свидетель – это неплохо, даже хорошо. Если бы ее обвиняли в чем-то, наверное, написали бы «обвиняемый». А если бы подозревали – «подозреваемый». Или это не так работает? Варя догадывалась, что рассуждает по-детски, но иногда только наивность позволяет оставаться на плаву.

Бабушка мерила комнату шагами и сыпала упреками. Она то и дело повторяла:

– Допрос! Да как же так? Позорище какое!

У Вари мелькнула мысль: «Может, она просто волнуется за меня? Ну, по-своему», но следом пришло понимание: так волнуются только за себя. За то, что скажут подруги или соседи. «Ах боже мой! Что станет говорить княгиня Марья Алексевна!» – вспыхнуло в памяти. «Горе от ума» стояло на третьей полке сверху, в первом ряду, четвертым слева.

– Хотя бы не наркотики? – Бабушка замерла и выдала следующее, еще худшее в ее понимании, предположение: – Политика?

– У меня друга убили. Поэтому и вызывают, – сказала Варя. – И, представь себе, я тут ни при чем. Ты же читала. – Она ткнула пальцем в бумагу. – Здесь черным по белому написано: «В качестве свидетеля». Так что хватит выносить мне мозг.

Бабушка задохнулась от возмущения, а Варя, прихватив повестку, рванула в коридор. Больше торчать тут не имело смысла.

– Убили? Кто? Ты что, видела это? – не успокаивалась бабушка, пока Варя натягивала кроссовки.

– Не видела. И вообще ничего не знаю. Понятно?

– Варвара! Расскажи им все как есть! – бросила бабушка и поскорее щелкнула замком.

Пришлось сделать усилие над собой, чтобы не скомкать повестку и не запустить ею в дверь. Разговоры сегодня не клеились. Что с Андреем, что с бабушкой – сплошное недопонимание. Оставалось в довесок разругаться с Пашкой, но Варя надеялась, что обойдется.

Она спустилась на два лестничных пролета и позвонила в квартиру, где когда-то жили Пашины бабушка с дедушкой, а теперь обосновался он сам. Родители не хотели отпускать его из Черемушек, но Пашка нарочно поступил в вуз поближе к пустующей квартире и добился своего.

Друг открыл моментально, словно караулил у глазка. Варя невольно отметила, что свитшот и джинсы, купленные Пашкой около месяца назад, стали ему малы. В этом, конечно, была доля ее вины. Ни одна дружеская посиделка не обходилась без сладкого, но за Варю все лишнее сжирала тварь, а у Паши откладывалось на боках. Впрочем, он всегда был очень симпатичным парнем, рослым, широкоплечим, с самой лучезарной улыбкой.

– Че-то Андрюха опять не на связи. Вот, намылил лыжи, чтоб к нему переться. – Друг хмуро глянул из-под бровей.

– Размыливай. Андрей нашелся.

Варя по привычке устремилась в «детскую», но Паша крепко ухватил ее за локоть и повел в «зал» – так комнаты называли его бабушка с дедушкой. Она слегка удивилась, но противиться не стала.

– Я тут времени даром не терял. Накопал кое-че про твоего бывшего.

– Я тоже. Накопала. – Варя с ногами забралась в жесткое советское кресло и протянула Пашке повестку.

– Это че? – Прищурившись, он пробежался по тексту и присвистнул: – Фигасе!

– Ага. Юру убили, его мать написала мне кучу гадостей, а теперь еще и это.

– Мать? Гадостей? Покажь.

– Удалила.

– Ну а че там было-то? – Пашка уселся на ковер.

– «Мразь», «сука» и все такое. А еще, что Юрина кровь на моих руках.

– Совсем крыша у бабы поехала.

– Вот и Сара так сказала.

– Слушай малу́ю. Она у тебя развита не по годам. – Друг ухмыльнулся.

– Паша!

– Да я не о том. Сара умная. Мы втроем быстренько во всем разберемся, вот увидишь. – Он протянул руку и потрепал Варю за коленку. – Не кисни, Варварка. Рассказать, что нарыл?

– О Юре? – На языке появился привкус горечи.

Последние сутки бывший № 3 чересчур активно вмешивался в ее жизнь – через Ирину Викторовну, старые сообщения и мысли. В памяти снова мелькнул истерзанный труп: стеклянные глаза, кровавое месиво во рту. Варя зажмурилась – и видение исчезло.

– А вот и нет, – с торжеством в голосе заявил Пашка. – О Захаре.

– Ты же его не знал.

– И че? Шерлок тоже не знал тех, чьи убийства расследовал.

– Ну рассказывай, Паша Холмсов. – Варя впервые после расставания с Сарой улыбнулась.

– Погоди, Варварка Ватсовна. – Друг поднялся. – Счас принесу рулеты и кофе, а то взгляд у тебя как у голодной волчицы. Андрюха, наверно, и не угостил ничем. Ты ж была у него?

– Была. – Варя кивнула и мысленно добавила: «Во всех смыслах. Была и сплыла. И этого не изменить».

– О бывших рассказала?

– Нет.

– Ну и правильно.

Варе показалось, что Пашка произнес это с облегчением.

– Тебе помочь? – уточнила она.

– Да не, сиди, отдыхай.

Поерзав в неудобном кресле, Варя осмотрелась. Она редко бывала в гостиной – почти всегда они с Пашкой проводили время в «детской». Там Варя знала каждый закуток, а тут казалось, что она вовсе не у друга в гостях, а у кого-то постороннего.

Было чисто и полупусто. Никаких диванов, лишь два кресла друг напротив друга и столик между ними – место для долгих бесед. На полу – потертый ковер с типичным советским рисунком. В серванте – старые книги, гжельские фигурки животных и несколько семейных фотографий в простых деревянных рамках. Варя подошла, чтобы получше рассмотреть их. Почти на всех снимках были Пашкины бабушка и дедушка: молодые, среднего возраста, пожилые. На одних – с детьми, на других – с внуками. Они стремительно старели на фото, но продолжали сверкать улыбками и трепетно жаться друг к другу, как к источнику тепла в зимний день. Два попугайчика-неразлучника. Они даже умерли в один день. Дедушка от рака, рано утром. А бабушка, как рассказывал Пашка, «по собственному желанию» – тем же вечером.

* * *

Другу тогда было шестнадцать. Варя в деталях помнила, как он позвонил ей среди ночи и, пытаясь скрыть слезы в голосе, рассказал о случившемся. А потом промямлил:

– Слушай, а как ты… ну это… смерть мамы пережила? Прости, если че. Можешь не отвечать. Просто… мне так больно счас. Так и должно быть?

– Паш, я не помню, – честно призналась Варя. – Ни маму, ни похороны. Ничего. Но думаю, да. Должно быть больно.

– А вдруг я тоже забуду? – Было слышно: Пашка испугался.

– Нет, это невозможно.