Монстр в твоём шкафу - Влад Райбер

Она меня не поздравила. Правильно! Не с чем тут поздравлять.

– Не знаю, я не успел открыть подарки, – у меня кольнуло глаза, но я не уронил и слезинки.

– Жаль, – девушка едва хрипела. – А я хотела купить мороженое. Тоже не успела.

Её лицо распадалось. Плоть на щеке становилась тоньше, сквозь неё уже было видно зубы. Правый глаз сползал из орбиты на щёку. На обожжённой коже выступила кровь. Из урока физики я знал, что это называется «радиоактивный распад».

Я посмотрел на свои руки. Пока они были прежними. По крайней мере не стали хуже.

– Я так и знала, – прошептала девушка.

Это были её последние слова. Я спросил, как её зовут. Она не ответила. Её голова свесилась и на обрывки платья упали несколько прядей волос вместе с кожей и кровяной слизью.

Она была мертва, а я ещё нет. Шли мучительные минуты. Я сидел у колонны рядом с трупом, ожидая конца. Но всё ещё был жив. Мне казалось, что я бы даже мог встать и пойти дальше. Кажется, я переоценил свои увечья. Моё тело ещё было способно к жизни.

Почему?

«Кто-нибудь выживет, – вспомнились мне слова друга. – Кто-то всегда выживает».

В этих словах был смысл.

Люди научились убивать бактерии антибиотиками. Создали среду, в которой бактерии не могут существовать, но некоторые из них приспособились и стали супербактериями.

Кто-то всегда выживает… Неужели я этот кто-то?! Все умерли, а я тот редкий экземпляр, который выжил.

Кто же я? Мутант? Радиоактивный зомби? Что меня ждёт, если я не умру? Не жизнь. Выживание. Нет, это и не выживание вовсе!

Выживание – это суровая жизнь ради сохранения себя пока не спасёшься. Сохранение себя до лучших, более благополучных времён, а для меня никаких благополучных времён больше не настанет. Я застрял в израненном теле посреди убитого мира.

Что теперь меня ждёт? Это нельзя назвать жизнью. Нельзя назвать и выживанием. Это атомное существование! Мучительное присутствие! Не иначе…

Небо темнело. Я по привычке ждал, когда загорятся фонари. Больше не было никаких фонарей! Близилась самая тихая и самая тёмная ночь в моей жизни. Звёзды на небе закрасили ядовитые выбросы – миллионы тон сажи. Наступила тьма.

Я вздрогнул, затряс головой и вскрикнул: «Б-р-р-р!».

Все, кто сидели за столом, перестали весело галдеть и уставились на меня. Я их напугал.

– Ты чего это? – спросил отец.

– Ничего, – ответил я. – Так… представилось кое-что…

Механическая смерть

Когда я вспоминаю детство, мне кажется, что это была какая-то другая жизнь, ведь тех людей, которые тогда меня окружали, больше нет. Может, такова судьба, а может, та заводная игрушка навлекала беды на мою семью.

Это был красный пластмассовый робот. Таких производили в семидесятые годы. Мы с сестрёнкой нашли его под завалами коробок в гараже нашего отца, а потому решили, что этот робот был игрушкой его детства.

Самого папу мы не могли об этом спросить, он давно умер. Я его совсем не помню, в день его смерти мне было всего два года, а моя сестра Марина тогда ещё даже не родилась – мама была ей беременна.

Мы не знали, что случилось с нашим отцом. Мама даже говорить об этом не хотела, вот мы и не спрашивали. Этот красный робот был для нас, как «привет» от родителя, которого мы потеряли.

Чуть позже я и Марина увидели такую же игрушку в фильме «Приключения Электроника». Только там был робот серого цвета, а не красного как у нас.

Вы смотрели этот фильм? Помните эпизод в магазине игрушек? Он шагал под песню с такими словами:

А я механический робот,

Со мною проделайте опыт,

Стоит ключик повернуть,

Я отправлюсь в долгий путь.

Всякий раз, когда мы видели эту сцену, моя сестрёнка говорила одно и то же: «Робот прям как наш! Только у нас красный».

А мне эта игрушка напоминала ещё и сцену из мультфильма «Ну погоди!», где злой Робот-заяц гонялся за волком. Для многих людей моего поколения – это один из главных страхов детства.

Красная заводная игрушка не вызывала у меня такого восторга, как у сестрёнки. Он работал слишком шумно, издавал жужжание, словно в нём роились мухи, а его ноги неприятно скрипели при каждом шаге. Выглядел он, как мне казалось, недружелюбно: квадратное тело и руки-клешни, квадратная голова, круглые жёлтые глаза, прямоугольный рот, как злобный оскал.

Красный робот не стал моей любимой игрушкой, а потому быстро оказался на дне ящика среди старых кубиков.

Как-то раз я прибирался в комнате, выметал сор из-под кровати, и когда стряхивал совок в ведро, увидел, что случайно выбросил маленький железный ключик от робота. Я бы мог достать его из ведра, но почему-то не стал этого делать. Мне подумалось, что будет лучше, если Марина больше не сможет его завести, и я не услышу это жужжание и скрипучие звуки.

Я даже тряхнул ведро, чтобы ключик провалился поглубже в мусор. Это было моим маленьким преступлением.

Помню, как почувствовал укол вины, когда Марина отыскала робота в коробке, показала его мне и спросила: «Ты его помнишь?». Детям всегда интересны старые игрушки, которые они давно не видели. Но я не был рад снова увидеть это квадратное лицо.

– Хочу его завести, а ключик куда-то потерялся, – Марина рылась в коробке. – Ты не видел его?

Мне показалось, что робот смотрит на меня, злобно оскалившись. Он будто знал, что это я выбросил его ключик, и ему это не нравилось.

***

Был февраль, канун моего дня рождения, мне вот-вот должно было исполниться девять лет, а я заболел гриппом. Лежал в постели с высокой температурой. И подушка и простынь были подо мной влажные от пота.

От жара у меня начались галлюцинации. Ещё во сне я почувствовал, что мне неудобно лежать. Что-то мешало. Я стал ощупывать спину, и пальцы провалились в глубокое круглое отверстие между лопаток. У меня была дыра в спине и там торчал металлический штырь! Я чувствовал его кончиками пальцев!

Я проснулся. Была ночь. Комната казалась мне невероятно огромной, растянутой и искривлённой. Потолок высоко-высоко, стены расползлись на десятки метров. И далеко в отдалённом углу, у коробок с игрушками стоял этот робот. В темноте он казался чёрным.

Я услышал механический гул и скрип. Робот двигался, шёл прямо к моей кровати. Вдалеке он казался крохотным, но приближаясь, всё увеличивался и увеличивался, пока не достиг человеческого роста, а я