Пустая комната №10 - Серафина Нова Гласс

недели. Уже почти это сделал. О господи, точно! Он же уезжал… Никто и не спохватится. У нас есть время, не две недели, но пара дней точно, прежде чем возникнут вопросы, так ведь? – говорю я, сама не понимая толком, о чем я.

Несколько минут мы оба молчим, размышляя, представляя в голове возможное развитие событий.

– Это безумие, – наконец бормочет Каллум.

– Нельзя просто сидеть здесь вот так. Нас ждут снаружи, и… люди заметят опущенные жалюзи и запертую дверь. Это вызовет подозрения. Надо что-то делать.

Я чувствую, как меня снова захлестывают волны паники.

– Мы позвоним в полицию, Касс, – говорит он, но тут же добавляет с сомнениями в голосе: – Так ведь? Черт. Я не знаю.

Он раздраженно рычит.

Я начинаю говорить, до конца не осознавая, что делаю:

– Мы вытрем его телефон и положим обратно в машину. Конечно, не будет ничего странного в том, что ему позвонили сюда, как покажет биллинг телефона, а потом кто-то его подвез, и пикап остался здесь.

– Кто-то его подвез, – мрачно смеется Каллум. – Та машина с другими наркобаронами и убийцами должна была подвезти его на обычную работу дальнобойщика. Ага. Точно. Как такое вообще возможно? С нормальными людьми такого не должно происходить. Это же…

Он накрывает голову руками и умолкает.

– Прямо у задней двери стоит моя машина. А если… завернуть его во что-нибудь? У задней двери есть шкаф с постельным бельем. Можно оставить его там, пока не стемнеет, а потом перетащим его в машину.

– Господи, – выдыхает Каллум, но переводит взгляд на шкаф – явно обдумывает мои слова.

Какие у нас варианты? Он же чудовище. Ужасный человек. И наш гражданский долг – убрать его с улиц. Я мысленно повторяю эти слова.

– Зачем навлекать на себя месть… скорее всего, нас просто убьют за то, что мы случайно перешли дорогу этому психу. Он в любом случае мертв. Либо мы рискуем жизнью, рискуем, что однажды нас зарежут во сне, либо просто никому не скажем. Это была самозащита. Мы не сделали ничего плохого. Только он виноват в том, что мы попали в такой переплет.

– Ладно, – буркает Каллум.

– Что-что?

Я даже не знаю, хочу ли, чтобы он согласился, от всего этого у меня голова идет кругом и подташнивает.

Но потом мы смотрим друг на друга – решение принято. Угроза слишком велика. Я думаю обо всех именах, которые мы искали на офисном компьютере, и о том, как это нас уличает, но твержу себе, что никто нас не заподозрит и никогда этого не обнаружит. И все-таки снова сажусь перед экраном и говорю Каллуму, чтобы оттащил Эдди в кладовку, а я принесу чистящие средства и простыни.

– На вечеринке будем присутствовать по очереди, – предлагаю я. – Я займусь уборкой, а ты скажешь, что мне позвонил владелец с сообщением о протечке в одной из пустующих квартир, но я еще приду. Как только засветишься на вечеринке, незаметно ускользнешь, а я загляну ненадолго, чтобы все выглядело нормально, потому что, если кто-то вспомнит этот вечер и скажет, что нас не было или мы вели себя странно… Если начнется переполох, никто не должен вспомнить, что мы вели себя необычно.

Молча соглашаясь, он кивает.

Когда Каллум хватает Эдди за подмышки и тащит по бетонному полу, оставляя за собой след из красных полос, я с трудом сдерживаю рвоту. Каллум бледен как полотно, я вижу, как он пытается дышать глубже и успокоиться.

Закрыв Эдди в кладовке, Каллум снимает пропитанную кровью рубашку и стирает ее в раковине. У стен в кладовке стоят коробки с одеждой и прочим барахлом, которое оставили те, кто переехал отсюда, и я говорю Каллуму, чтобы нашел себе футболку. Он выходит оттуда в бледно-зеленой рубашке, с полными страха остекленевшими глазами.

– Господи, – выдыхает он.

– Да, – шепчу я. – А теперь иди.

Каллум выскальзывает через заднюю дверь.

Дрожа, я иду к кладовке и наполняю ведро водой и чистящим средством. Вытаскиваю с полок все полотенца и выливаю бутылку средства для мытья полов на кровь, пока она не становится розовой и прозрачной. Затем опускаюсь на колени и начинаю тереть пол, пока дрожь не превращается в неконтролируемые всхлипы, и я трясусь в рыданиях, как никогда прежде.

15

Анна

Клянусь, я что-то слышала в офисе. Жалюзи были закрыты, а двери заперты, что само по себе странно, но еще эти шорохи… Я уверена. Бросаю сумку Каллума на столик у двери и оглядываюсь по сторонам – теперь квартира кажется совсем другой, чем несколько часов назад. Совершенно незнакомой. Она больше не наполнена запахом Генри, его работами и личными вещами, которыми я дорожу, теперь здесь только возможные улики и подозрения.

Если он рисовал ее сотни раз, где, черт возьми, все эти картины? Ни в нашем доме, откуда я забрала все вещи, ни в гараже, ни среди его вещей из школы, ни в кладовке их нет. Я обшарила каждый дюйм. У стен сложены бесчисленные стопки портретов на холстах и бумаге.

Хватаюсь за ближайшую стопку и начинаю перебирать. В основном это лица незнакомцев: тех, кто позировал для него бесплатно, бездомных, которых он кормил в обмен на портрет, жильцов «Платанов». На холсте размером восемь на десять во все зубы улыбается Бэбс. В руках у нее джин с мартини, а на шее намотано красное боа. Несколько картин – как будто запечатленные мгновения. Он нарисовал женщин, играющих в карты у бассейна, и оранжевые полосы заката на горизонте за домом. Нет ни одного лица, нарисованного больше одного раза, не говоря уже о сотне раз.

Отодвигаю стопку в сторону и просматриваю другую – то же самое. Большую часть этих портретов я уже видела. Некоторые не закончены. Ни на одном лица не повторяются. Я не понимаю. Зачем ему столько?

Лежу на полу и смотрю на потолочный вентилятор. Пытаюсь разобраться, на кого я больше злюсь – на Генри за то, что он сделал с нами, или на себя за то, что ничего подобного не подозревала из-за своей отстраненности. Каким образом я внушила ему, что если он полюбит кого-то другого, то все равно останется со мной? Должна признать, в последние несколько лет мы скорее были лучшими друзьями, чем пылкими любовниками. Смогла бы я понять? Отпустила бы его? Простила бы и сказала, чтобы завел семью, о которой мечтал? Он в это не верил, иначе не стал бы скрывать. Если быть честной с собой, я не могу предсказать свою реакцию. Наверное,