Ловушка для Крика - Саша Хеллмейстер

Шериф упал на колени, наложил ладонь на рану, сплёвывая кровь, скопившуюся во рту. Один рывок… Люк метнулся к пистолету, который отец держал в ослабевшей руке, но Вик был быстрее. Он прыгнул ему наперерез и ударил Люка ногой в челюсть так, что тот опрокинулся на пол и несколько секунд вовсе не двигался.

Крик подошёл к шерифу и смерил его долгим, изучающим взглядом. У обессилевшего Палмера клокотнула кровь, и он едва не завалился набок: он умирал в агонии. Из его руки Виктор… Крик носком ботинка выбил пистолет, прокатившийся по гладко начищенному полу. Он не торопился. Только слушал хрипы мучительно умирающего шерифа, медленно повернув ко мне голову, а потом вынул нож из ремня на бедре и подкинул его, играя со своей жертвой. Раз… другой… третий… Лезвие переворачивалось в воздухе, рукоять неизменно оказывалась в его ладони. Он никуда не спешил, даже когда резким движением погрузил лезвие между плечом и шеей шерифа, нанеся боковой глубокий удар. В тени капюшона зажглись тёмные глаза, и он вынул из тела повалившегося на пол шерифа нож. Затем вытер лезвие перчаткой и подошёл к Люку.

Тот привстал на локтях и вздрогнул, взглядом пытаясь оценить расстояние до отцовского пистолета. Сумеет схватить его или нет?

– Ну давай, Палмер, – тихо сказал Вик. – Рискни.

Никогда до этого я не видела такой страшной смерти. Шериф на последнем издыхании медленно полз к Виктору Крейну; за ним по начищенному полу спортивного зала тянулась кровавая полоса, но тот даже глаз на врага не опустил. Шериф был для него уже отработанным материалом, но его жажды крови не утолил. Вакхтерон ждал, что выкинет Люк, подстроив свою жестокую ловушку для них обоих. Я стояла сбоку и внимательно смотрела Вику в спину. Настолько, что заметила опасность, только когда холодное пистолетное дуло упёрлось в мой затылок.

– Убери пушку, мразь, – процедил женский голос у меня за спиной. Я обмерла. Он был мне знаком. Рамона?! Ну надо же! Она больно толкнула меня и рявкнула, обращаясь к Вику: – Живо!

Он обернулся. Смерил Рамону долгим недобрым взглядом и с мрачным видом откинул пистолет в сторону. Тот брякнул о пол. Рамона продолжила, крепко взяв меня рукой за загривок:

– И нож туда же, иначе я прострелю этой суке голову, богом клянусь!

– Спокойно, – холодно откликнулся Вик и завёл руку за спину. Я вскрикнула от боли, когда Рамона жёстче стиснула мою шею и снова упёрлась дулом в голову.

– Без фокусов!

– Какие тут фокусы. – Вик со стальным шелестом бросил нож на пол в паре футов от себя. – Что, довольна теперь, куколка?

– Руки! Покажи руки!

Вик с ухмылкой их поднял и легонько покачал у лица, словно демонстрируя: вот они, крошка, совершенно пусты. Рамона зашипела, как рассерженная кобра.

– Я приехала сюда за Люком, и чёрта с два ты его тронешь. Больной ублюдок.

– Я его не просто трону, куколка, – жутко улыбнулся Вик, и я похолодела, но вовсе не из-за пистолета возле головы, – я его выпотрошу. Как свинью на ферме Лоу, за которой он сюда примчался, капая слюной от жадности… Ты хотел их землю, Люк. И мою – тоже. О-о-очень хотел.

– Заткнись! – прикрикнула Рамона. – Люк, вставай! Ну же!

Люк Палмер осторожно поднялся. Запястьем он утёр кровь с лица и подошёл к отцу, который лежал неподвижно распластанным на животе. Он медленно перевернул Эрика на спину. Всмотрелся в бледные черты и остекленевшие глаза.

– Он мёртв. – Люк, с ненавистью взглянув на Вика, поднял с пола пистолет, к которому шериф в последние секунды жизни так упрямо полз. – Ты ответишь за это, клянусь Богом. Ответишь!

Он наставил на Крика пистолет, но в ответ тот лишь бесстрашно улыбнулся. Люк побледнел.

– Нет, – проскулила я, и Рамона грубо ткнула дулом меня в затылок, приказывая молчать.

Люк Палмер рявкнул:

– Твоё последнее слово, перед тем как ты сдохнешь, мразь. Ну?!

Крик улыбнулся ещё шире. Затем вздохнул и, покачав головой, вкрадчиво сказал за пару мгновений до того, как его пристрелят:

– Вот ты и попался.

И тут одновременно случились две вещи. В тот же миг свет в зале погас и мы окунулись в кромешную тьму. Раздался выстрел, запоздавший на долю секунды. Я лишь услышала громкую мужскую ругань и ещё два выстрела из пистолета с глушителем. Мне стало страшно. Страшно за себя. Страшно за него. Но и его я боялась теперь не меньше, чем Люка Палмера!

Потянулись долгие мгновения, и Рамона тихо спросила:

– Ты попал в него?! Люк?! Ты в него попал?!

В зале включился свет. Я вздрогнула и взволнованно осмотрелась, но Виктора Крейна нигде не было. Только одно тело лежало на полу – тело шерифа, и всё.

Люк рассвирепел. Он пнул пол и стиснул пистолет в руке так, что побелели костяшки пальцев:

– Грёбаный мудак! Чтоб его! Куда он делся?

Ножа его тоже видно не было. Я улыбнулась себе под нос, видя, как смертельно побелел младший Палмер.

– Не кипятись! – резко сказала Рамона. – Возьми себя в руки. Нужно валить отсюда!

– Ты сошла с ума?! – оскалился Люк. – Нас повяжут вместе с ним, повесят двух чёртовых мексикосок и их пацана… и вдогонку всех, кого этот отморозок пришил. Он всё это придумал заранее. Понимаешь?!

– А ты хочешь быть следующим, кого он убьёт, да?! – вдруг прокричала Рамона.

Люк упрямо сжал челюсти. Он подошёл к нам и резко, вырвав меня из рук Рамоны, швырнул на пол. Я угодила прямо в кровь шерифа. Руки скользнули по ней, и я шарахнулась в сторону, дрожа от страха и омерзения. Палмер-младший мотнул головой и наставил на меня пистолет, но Рамона повисла на его руке:

– Включай голову! Пока девчонка жива, у нас есть шанс выбраться отсюда. Пусть она будет нашей заложницей!

– Мы и так выберемся, – пообещал Люк. – И завалим эту тварь. У него нет никаких привязанностей, нет никакой жалости. Не обманывайся. Ничто на этом свете ему не дорого, как собственная жизнь.

Он подошёл ко мне и, взяв за шкирку, резко поставил на ноги. А потом, прислонив к виску пистолетное дуло, больно толкнул коленом в поясницу:

– Пошла!

* * *

Скарборо. 2019 год

Когда Вику было семь, он любил забираться в бабушкин шкаф и прятаться там. В шкафу пахло нафталином, мазью от варикоза и ещё – сладковатыми духами. Вик зарывался лицом в мягкие бабушкины платья и подрёмывал там, прячась от мира и думая, что никто и никогда его не найдёт и не обидит